Саймон Грин - Агенты Света и Тьмы Страница 3

— Потому что я — Джон Тейлор, который отыскивает вещи. Я нашел то, что тебе нужно. Но ты должна в меня поверить, иначе никогда не получишь вещь, которую я тебе принес. Если я исчезну, ты так никогда и не узнаешь…

— Покажи, — велела она, и я понял, что медлить не стоит.

Я подошел к скамье, взял обувную коробку и вручил ей. Джессика выхватила коробку у меня из рук, и картон исчез под ее взглядом, открыв содержимое — старого потрепанного плюшевого медвежонка с одним стеклянным глазом. Джессика Сорроу держала медвежонка в неживых белых руках и все смотрела, смотрела на него дикими немигающими глазами. Потом прижала к своей впалой груди и крепко обняла, как спящего ребенка.

Я снова начал дышать.

— Он мой, — прошептала Джессика, глядя не на меня, а на игрушку (впрочем, меня это вовсе не огорчало). — Он… был моим, когда я была маленькой. Давно, когда я была человеком. Я совсем о нем забыла.

— Это именно то, что тебе нужно, — осторожно заметил я. — То, что тебе дорого. Нечто столь же реальное, как ты сама. То, во что можно поверить.

Она резко вскинула голову и в упор посмотрела на меня. Потом склонила голову набок, как птица.

— Где ты его нашел?

— На кладбище игрушечных медведей.

Она рассмеялась — коротко, и все равно я успел удивиться.

— Никогда не спрашивай у фокусника, как он делает свои фокусы. Помню. Я сумасшедшая, но это я помню. И я помню, что я сумасшедшая. Я помню, что именно было куплено за цену, которую я заплатила. Теперь я всегда одна, разведена со всем миром и с каждым человеком в отдельности, потому что это то, что я сотворила с собой, то, что я сотворила из себя. Ля, ля, ля… Только я, разговаривающая сама с собой… Это было нелегко и не очень приятно — отказаться от всего человечества и стать Неверующей. Я брожу по миру, где всегда одна. Но теперь одиночеству конец, потому что у меня есть мой мишка. То, во что можно поверить. А ты во что веришь, Джон Тейлор?

— В свой дар, в свою работу. Возможно, еще и в свою честность. Что с тобой произошло, Джессика?

— Я больше не помню. И это хорошо. Мое прошлое было таким ужасным, что я заставила себя забыть его, сделала его нереальным, как будто его никогда и не было. Но когда мне это удалось, я потеряла веру в реальность вообще всего на свете, а может, это реальность перестала верить в меня. И теперь я живу только усилием воли. Стоит мне перестать стараться, и я исчезну. Я так давно одна, меня окружают лишь тени, бессмысленный шепот, пустота. Иногда я воображаю, что у меня есть собеседник, но все равно знаю, что его нет. Но теперь у меня есть мой мишка. Он утешит меня и напомнит о том, кем и чем я была. — Она улыбнулась потрепанному медведю, лежащему на ее тощих руках. — Приятно было поговорить с тобой, Джон Тейлор. Наша беседа удалась благодаря удачно выбранному месту и времени. Но не пытайся встретиться со мной снова. Я тебя не узнаю, не вспомню. Это опасно.

— Помни своего мишку, — ответил я. — Возможно, он поможет тебе вернуться домой.

Но ее уже не было: она покинула церковь, ушла туда, где вечно царит ночь.

Я смог наконец вздохнуть свободно — и опустился на скамью в первом ряду, чтобы не упасть… Даже для Темной Стороны Джессика была ужасна. Нелегко беседовать с человеком, если знаешь, что ты для него просто выдумка и он может легко стереть тебя с лица земли.

Я поднялся и направился к алтарю, чтобы забрать свои свечи. И тут послышался топот бегущих ног — кто-то несся к церкви. Не Джессика. На этот раз бежал человек.

Я отошел подальше и укрылся в самой густой тени. Кроме Джессики и Уокера, никто не знал, что я буду здесь. Но у меня есть враги. Их страшные слуги, Косильщики, пытаются убить меня с раннего детства. К тому же для одного вечера с меня было достаточно приключений. Кто бы сюда ни шел, меня это не касалось.

В пролом в двери вбежал человек в черной рваной одежде, донельзя измотанный. Было видно, что он очень долго бежал, а еще нетрудно было заметить, что он чего-то боится. Хотя на улице стояла ночь, человек носил солнечные очки, абсолютно черные, как глаз жука.

Он двинулся к алтарю, спотыкаясь и то и дело хватаясь одной рукой за спинки скамеек, чтобы удержаться на ногах. Второй рукой он прижимал к груди какой-то предмет, завернутый в темную тряпку. Человек непрерывно оглядывался через плечо, явно опасаясь, что кто-то или что-то может настигнуть его в любой момент. Наконец добрался до алтаря и упал перед ним на колени, содрогаясь всем телом. Он снял очки и отбросил в сторону — его веки оказались зашиты нитками.

Человек трясущимися руками протянул свою ношу к алтарю.

— Убежища! — выкрикнул он таким хриплым и срывающимся голосом, словно давно уже им не пользовался. — Во имя господа, убежища!

Некоторое время было тихо, потом снаружи раздались неспешные уверенные шаги, приближающиеся к церкви. Размеренные, неторопливые шаги. Человек в черном тоже их услышал. Он вздрогнул, но не оглянулся. Его изуродованное лицо было обращено к алтарю.

Кто-то остановился перед дверью. С улицы долетел порыв ветра, пронесся над рядами скамей, словно выдох. Ближайшие к двери свечи мигнули и погасли. Ветер добрался и до моего темного уголка, ударил меня по лицу, горячий и влажный. Я ощутил запах розового масла — слишком густой, тяжелый, навязчивый.

Человек у алтаря жалобно завыл. Он попытался снова произнести слово «убежища», но не смог, его голос сорвался.

Из темноты, от двери отозвался другой голос — твердый, угрожающий, но к тому же приглушенный и вязкий, как горькая патока. Казалось, то был не один голос, а несколько, шепчущие в унисон, их звук скреб по нервам, как скрип мела по школьной доске; говорило явно нечеловеческое существо.

— Для таких, как ты, нет, не может быть убежища, ни здесь, ни в любом другом месте.

Человек в черном затрепетал от страха.

— Нет такого места, где бы мы тебя не нашли. Нет такого места, где ты мог бы от нас спрятаться. Верни то, что взял.

Человек в черном никак не мог набраться храбрости и обернуться, но продолжал прижимать к груди сверток, обернутый в темную ткань. Наконец он ответил, стараясь говорить вызывающе:

— Ты не можешь его отнять! Он выбрал меня! Он мой!

Теперь в дверях что-то стояло, что-то еще более черное и непроницаемое, чем сама темнота. Я чувствовал его присутствие, присутствие огромного, плотного, абсолютно нечеловеческого создания, непонятным образом сумевшего прорваться в наш мир. Ему здесь было не место, и все же оно здесь было.

Странный шепчущий голос заговорил снова:

— Отдай это нам. Отдай сейчас же. Или мы вырвем твою душу и отправим ее гореть в адском пламени — навеки.