Михаил Ахманов - Али Бабаев и сорок покойников Страница 3

Бабаев был очарован. Вздохнув с восхищением, он потянулся к чудесному оружию, и пистолет покорно лег в ладонь. Ощущение было совсем другим, чем от угловатой рукояти «гюрзы», жесткого приклада «калаша» и прочих смертоубийственных предметов, к которым он прикасался на своем веку. Иная форма, иные материалы, иное назначение… Благородная вещь, подумал Бабаев, распечатывая коробку с патронами.

Голос Пищука бился над ухом:

– За образец взят испанский кремневый пистолет восемнадцатого века. Это что касается внешности, конфигурации и отделки… Наш дизайнер этим занималась, а начинкой – мои конструкторы. Согласно техзаданию, мы имеем однозарядный гладкоствольный пистолет марки ПД-1, рассчитанный под патрон от «макарова». Заряжается с казенной части, гильза извлекается вручную. Прицельная дальность – пятнадцать метров, дальность поражения сорок, так как пуля быстро теряет убойную силу. Но если сделать ствол нарезным…

– Нэт, уртак, – сказал Али Саргонович. – Со-орок хватыт.

Он повернулся к Дьяченко, сделал знак, чтобы тот передвинул мишени поближе, потом зарядил оба пистолета.

– На пятнадцать метров ставь, – велел директор.

Щиты с мишенями поехали к барьеру. Они еще двигались, когда Бабаев резко вскинул оружие и выпалил с двух рук. Грохнуло, в подвале заметалось эхо, щиты покачнулись. Дьяченко приник к трубе и почтительно молвил:

– Десятка! Оба выстрела в яблочно!

– Стрелок, видно, добрый, – с коротким смешком произнес Пищук.

Следующие полчаса Али Саргонович стрелял, меняя дистанцию и положение рук, то становясь в пол-оборота к мишеням, то целясь от пояса или от груди. Результат был один – в яблочко, как выразился Дьяченко. Заводское руководство, что директор, что главный конструктор, следили за Бабаевым с интересом и уже без того внутреннего напряжения, которым чревата любая проверка. Ясно было, что этому странному полковнику, который с трудом изъяснялся на русском, пистолет пришелся по душе.

Пищука мучило любопытство. Сначала он делал заходы издали, намекая, что можно сохранить старинную форму ПД-1, значительно его усовершенствовав – например, добавить механизм выброса гильзы, удлиннить ствол, переделать всю конструкцию под патрон от спортивного пистолета – калибр меньше, зато оружие станет многозарядным. На эти прожекты Бабаев реагировал одинаково – невнятным мычанием, в котором угадывалось все то же «нэт». Наконец конструктор отбросил реверансы и произнес:

– Мне кажется, полковник, что в материалах, полученных нами оттуда, – тут Пищук вскинул многозначительный взгляд к потолку, все параметры ПД-1 урезаны. Специально урезаны, вы уж поверьте моему конструкторскому опыту! Можно было бы сделать более совершенную модель в той же старинной оболочке. А так… Кому нужен гладкоствольный пистолет без обоймы, без подачи патронов в ствол, стреляющий на тридцать-сорок метров? Это не боевое оружие и даже не средство самозащиты. Пятизарядный дамский браунинг – и тот мощнее! А к тому же гораздо меньше.

– Грм… – ответил Бабаев, развернулся к мишеням спиной, сунул пистолет под мышку и выпалил не глядя. Но опять попал в самое яблочко.

– Вот Юрий Петрович считает, что это декоративное оружие для нового президентского полка, – продолжал конструктор. – У английской королевы солдатики в медвежьих шапках, у папы римского – швейцарская гвардия, а мы чем хуже? Будет у нас эскадрон гусар летучих… или там драгун… Вы, Али Саргонович, не идете ли туда командиром?

– Ммнэ, – буркнул Бабаев, лег спиной на стойку и разрядил оба пистолета в мишени.

– А может, фильм решили снять? – поддержал коллегу Селянин. Новую «Войну и мир» в пятидесяти сериях? Не все же нам бразильскую лабуду глядеть! Опять же есть кому взяться за такое дело – сынок у Бондарчука очень талантливый.

– Хош, – согласился Бабаев, перезаряжая пистолеты.

– Так будем делать новую модель? ПД-2? – поставил вопрос ребром Пищук.

Али Саргонович пробил десятку, повернулся к директору и молвил:

– Все нормално, акил [2]. Чего подписать будэм?

– Пожалуйте к столу, – произнес Селянин, делая гостеприимные жесты. – Все готово… акт приемки, шампанское… ну и прочее, что бог послал… Отметим дело по русскому обычаю.

– Наш русски обычай очэн ха-арош, – с довольным вздохом заметил Бабаев. Несмотря на восточную внешность, он от России себя не отделял. Много в нем намешалось кровей, и хоть русской не было, зато была татарская. А ведь известно: русского поскреби, татарином запахнет.

Прихватив футляр с оружием, они направились к столу. Директор мигнул Дьяченко, тот разлил по рюмкам коньяк, а рыжая девица, стреляя глазками в Бабаева, придвинула к нему тарелку с копченой бастурмой. Чокнулись, выпили, закусили. Селянин побрызгал коньяком на пистолеты, сказал: «Пусть стреляется без промаха…» – после чего выпили по второй и расписались в актах. Сложив их аккуратной стопочкой, директор повернулся к Дьяченко:

– Дизайнерша куда запропастилась? Сбегай-ка, найди ее. Опять, наверное, художников своих песочит! А пора бы уже…

Он не договорил – открылась дверь, и вошла главный дизайнер ГТОЗ Нина Астахова. Не вошла, вплыла белым лебедем! Случайно ли, намеренно, была она в этот день чудо как хороша: фигура статная, лицо белое, глаза синие, чуть тронутые тенями, волосы цвета темного меда разметались по плечам. В свои тридцать пять она казалась юной девушкой, только какая девица могла сравниться с ней, с женщиной в расцвете красоты?…

И Бабаев, взглянув на нее, прошептал: «Гульбахар…» [3] – и замер, как громом пораженный.

Неловкая пауза была прервана директором, поднаторевшим в политике и общении с самыми разными людьми. Плеснув в фужер шампанского, он протянул его Астаховой и по-отечески улыбнулся.

– А вот и Ниночка, художник, красавица наша! Теперь в полном сборе комиссия! Знакомься, это Бабаев Али Саргонович из Москвы, главный приемщик. Полковник…

– В атставке, – с трудом выдавил Бабаев, не спуская с Нины глаз. Она тоже смотрела на него, и щеки женщины то бледнели, то наливались румянцем. На заводе было сотни четыре мужиков, и едва ли не все, кроме безнадежно пожилых, были влюблены в Астахову, но она слыла недотрогой и предпочтения никому не оказывала. Однако Бабаевым впечатлилась! Это было заметно не только по смене румянца и бледности, но и по глазам: они то метали синие молнии, то смотрели на Али Саргоновича с затаенной нежностью.

Директор подсунул Астаховой бумаги.

– Ты пей, пей, Нина… И вот здесь распишись…

Она пригубила шампанское и расписалась.

– Все, Юрий Петрович? Тогда я пойду.