Алексей Троненков - Шагнуть в пропасть и полететь… Страница 3

В Вашингтоне Сергей часто пытался представить, как будет протекать жизнь в России. Всю сознательную жизнь он готовился, да и, откровенно говоря, его готовили к этой миссии. Она окутывалась неким ореолом таинственности и романтики. Начиная с полной тайн и драматизма истории с отцом, русским по происхождению, который погиб где-то на Ближнем Востоке, когда маленькому Сержу не было и десяти лет. Мать так и не забыла «своего русского». В ее дальнейшей жизни были мужчины, но даже Сергей чувствовал фальшь этих взаимоотношений. А в доме так никто и не задержался…

Именно мать приложила все силы для устройства сына в детский сад, а затем и школу при советском посольстве в Вашингтоне. Благодаря этому обстоятельству, русский язык стал для него таким же родным, как и английский. Появлялись друзья, позже связи…

Йельский университет, предложение ЦРУ, щенячий восторг. Смена фамилии Брайтман, заучивание новой автобиографии «сына» умершего шесть лет назад и в действительности бездетного эмигранта из России некоего Владислава Стоцкого. Внедрение в Министерство юстиции в качестве сотрудника ЦРУ. Четыре года работы на «партнерском канале», где под чутким наблюдением своего руководителя Джеймса Вествуда «попал» в поле зрения российской разведки. «Вербовка», поступление в российскую Дипломатическую Академию и трудоустройство два года назад в Министерство Иностранных Дел. Американцы празднуют успех, их русские коллеги ликуют в предвкушении великих дел. Нашедший-таки на свою задницу приключений Сергей Владиславович Стоцкий отчаянно балансирует между двумя спецслужбами в силу своего понимания справедливого служения человечеству.

Он не был ни противником так называемой демократии и «общечеловеческих ценностей», ни сторонником мировой коммунистической идеи. Просто однажды достаточно давно он получил доступ к материалам аналитического центра ЦРУ по советскому блоку и узнал правду. Правду обо всем, что на самом деле творилось с Россией вот уже свыше десяти лет…

После этого он стал иначе воспринимать работу сначала в области противодействия терроризму, затем в качестве двойного агента (комизм ситуации заключался в присвоении каждой из сторон права считать его СВОИМ основным агентом). Между тем постепенно складывались в четкую картину все те маленькие и досадные недоразумения, которые не давали ему спать. Например, полнейшее молчание в ответ на направляемые им (в обе службы, кстати) схемы пресечения каналов нелегального вывоза капитала из России, персональные счета руководителей государства россейского и их лукавых прихлебателей, списки иностранных трастовых управляющих бюджетными счетами — все это оказалось никому ненужным. А намеками было дано понять — еще и опасно. Причем, намеки эти последовательно были высказаны российскими, а затем и их американскими коллегами. Связные уклонялись от назначаемых им встреч. В течении последних двух лет его деятельности на территории Соединенных Штатов они выходили на связь лишь в случае постановки очередного задания перед ним. Задания, которое вновь останется без оценки.

Вот от чего он устал. А вовсе не от напряженной работы. Он устал от безразличия к судьбе страны, которую он уже привык считать своей, со стороны тех, кого это должно было бы заботить в первую очередь. Вакуум вокруг него стал вполне осязаем. Никому не нужны были его отчеты, необходим был сам факт его присутствия в стане врага. Чтобы кому-то дородному и важному в Москве на плечи упала золотая капля и растеклась бы очень крупной звездой.

А еще он понял, прав все-таки оказался Суховлинский во время их встречи — он ничем не отличается от капризного ребенка, которому что-то не понравилось. И произнесено это было два дня назад в ответ на весьма раздраженные слова Сергея о прекрацении им игры и официальном увольнении из всех возможных спецслужб.

Лишь оставаясь наедине с собой, Сергей мог признаться в реальных причинах своего бегства. У него была семья. Он почти перестал чувствовать ответственность. Свою собственную… А это было страшно, когда тебя лишают чувства ответственности. Семья же вернула ему это почти утраченное ощущение нужности. И он ни на секунду не пожалел о своем решении…

Еще через три дня, прошедших в хлопотах по покупке нового дома, он задвинул досадное происшествие в самые дальние закоулки мозга. За это время они осмотрели дом все вместе, и Лена с сыном, придя в восторг от коттеджа, сразу же начали паковать вещи. Он же договорился с одной из многочисленных фирм, промышляющих такими вот перевозками. И глобальный переезд должен был состояться утром следующего дня…

Сашка носился где-то впереди, поглощенный сбором разнообразных камней. Из его объяснений следовало, это — строительный материал для будки их будущей собачки в их будущем садике возле их будущего домика. Вздохнув, Сергей дал согласие дотащить «материал» до дома. И пока мальчик прилежно набивал рюкзачок, они с Леной неспешно прогуливались по главной улице ее родного городка.

За все прожитое вместе время они первый раз вышли гулять семьей. И шагая по трещинам в асфальте, он испытывал в этот последний вечер в ставшем родным городе странное чувство робости и почти застенчивости.

Стоял прекрасный летний вечер, подумалось, и он мысленно плюнул за столь банальную мысль. Выйдя на центральную площадь, купили в павильончике по ледяной бутылке пива и развалились на скамеечке, вытянув порядком уставшие и гудевшие ноги. Было очень хорошо, и мысли, вихляя и кружась, стремились куда-то ввысь, к застывшим высоко-высоко перьям облаков. И были они, эти раздумья, в общем-то приятными — он был свободен, относительно богат (по здешним меркам), свои тридцать три года нес легко и наслаждался покоем рядом с семьей…

— Элен?!

Внезапный звуковой поток на фоне общего убаюкивающего гомона одним ударом вогнал воспарившую было душу обратно в тело, скрутил внутренности в горячую спираль и вызвал желание захныкать. Он распахнул глаза. Здоровый силуэт заслонял вечернее солнце, сияя контуром заправского полтергейста. Сергей поднял руку на манер козырька, вздохнул и привел тело в сидячее положение.

— Ленка! Матюшкина! — продолжало вопить видение.

Смекнув, просто так не отделаться, Лена горестно вздохнула:

— Привет, Витек!

По ее глазам Стоцкий догадался о страшном насилии над памятью, совершенном женой, чтобы распознать в этом обвешанном золотом бугае бывшего одноклассника, паренька, как она позже призналась, в прошлом робкого и худенького.

Витек радостно сверкал подзаплывшими щелками-глазками, суматошно взъерошивая миллиметровый ершик на макушке.