Тимофей Печёрин - Мышеловка Страница 30

— Смирно! — рявкнул на него Цзюба, — как к старшему по званию обращаешься, мразь? Да чтоб тебя чужие на консервы пустили! Я тебя еще раз спрашиваю — понял?

— Так точно! — голос бандита слегка дрогнул, но сержанту Цзюбе такого ответа оказалось достаточно. Он повернулся к остаткам отделения и спросил — громко, во весь голос:

— А вы-то, все, поняли?

Наш ответ не заставил себя ждать. Он был правильным (с точки зрения сержанта) вот только прозвучал несколько жалковато.

Расправа над бандитской четверкой может и улучшила в отделении моральный климат, но исключительно в ущерб боеспособности. Ведь, как ни крути, с оружием эти ублюдки обращаться умели, убивать им было не в новинку, и в первом бою они показали себя с лучшей стороны. Если, конечно, к таким людям применимо слово «лучший». Так что факт оставался фактом — отделение потеряло трех относительно опытных бойцов.

Пополнение в лице четырех школяров-старшеклассников иначе как суррогатом назвать было нельзя. Эти почти еще дети воспринимали войну лишь как практические занятия по военной подготовке, и впечатление производили самое жалкое. Их всех выбили второй волной наступления, начавшейся через сутки после первой.

Кроме того, наше отделение потеряло оставшегося из четырех бандитов, а также подружек-студенток, так некстати спасенных от этой четверки. Поняв, что удержать позиции не удастся, сержант Цзюба приказал отступать и попытался закрепиться в одном из городских корпусов.

В тот день линия обороны была прорвана сразу в нескольких местах. Остатки ударных отрядов искали новые позиции или банально разбегались, в то время как миганы брали под контроль подземные коммуникации города и системы жизнеобеспечения.

Попытки возобновить организованное сопротивление на новых позициях не увенчались успехом. Не получилось и «боя за каждый дом». Отчасти этому помешал боевой дух ополченцев, подорванный большими потерями, отчасти — действия диверсионных групп чужих. Диверсанты безошибочно находили городские сооружения, превращенные в огневые позиции, и с тыла наносили по ним удары. Именно под такими ударами пали Рик Ястреб и сержант Цзюба.

Сообщения, получаемые по информационным сетям, а также по встроенным в защитные костюмы средствам связи, тоже не внушали оптимизма. В других городах Нэфуса положение было ничуть не лучше, а то и хуже, чем у нас. А потом прекратились даже эти сообщения. В эфире и информационных сетях воцарились тишина и пустота.

Тем временем, следом за потрепанной, но, в основном, выполнившей свою задачу, второй волной наступления последовала третья волна. На улицах города все чаще можно было увидеть технику миганов, выглядевшую странно, непривычно, но в целом, узнаваемо. А еще — трупы людей и не только (не столько) вооруженных. Чужие всерьез вознамерились не только захватить эту планету, но и вычистить ее от прежних хозяев. И для этой цели задействовали огромные силы.

Сопротивление, вернее, то, что от него осталось, мучительно агонизировало, отбросив остатки своей организованности. Теперь каждый человек был сам за себя и не имел никакой другой задачи, кроме как всеми силами пытаться оттянуть неизбежное.

От нашего отделения к тому времени осталось три человека. Первыми двумя, по иронии судьбы, были я и Кристина Мбанга — практически, кровные враги. А третьим, как ни странно, оказался астрофизик Радован Штилье. Несмотря на свой почтенный возраст, он не только умудрился уцелеть сам, но и указать нам свет в конце туннеля. Подать надежду в тот момент, когда, казалось, надеяться было уже не на что.

Произошло это к концу первой недели войны. Точнее сказать не могу, ибо среди царящей на Нэфусе темени я потерял счет суткам. Информационные системы уже не работали, так что уточнить дату и время было негде.

Продолжая, видимо, по инерции, держаться вместе, мы втроем обитали в почти заброшенном жилом корпусе. Именно обитали, подобно животным, ибо условий для человеческой жизни там не было. Электроэнергия не поступала, канализация не работала, воздух не кондиционировался, так что в помещениях царили темнота, духота и вонь. Видимо, чужим показалось затруднительно очистить от людей многомиллионный город и, вообще, планету, одной только силой оружия. И они, захватив контроль над системами жизнеобеспечения, лишили этого самого обеспечения районы, все еще контролируемые ополченцами. Рано или поздно голод, озверение и болезни, неизбежные спутники антисанитарии, должны были сделать свое дело — результативнее, чем десантники или боевая техника.

Но мы еще держались. Доедали оставшиеся в корпусе продукты питания, те, что не успели испортиться, разжились переносными фонариками, чтобы не сидеть в темноте, и на здоровье пока особо не жаловались. Чужие нас почти не беспокоили, а оружие все чаще приходилось применять против менее удачливых собратьев по биологическому виду. И все-таки это была агония — медленная и мучительная. Мучительная настолько, что к концу первой недели, за обедом, я заявил следующее:

— Кристина, — я все чаще обращался к своим товарищам по оружию и несчастью на «ты», — если ты по-прежнему горишь жаждой кровной мести, то сейчас самый подходящий момент. Хочешь меня убить — пожалуйста. Мне настолько все здесь осточертело, что я не буду сопротивляться. Ты меня только порадуешь.

— А ты помучайся, Сальваторе, помучайся, — равнодушно хмыкнула Мбанга, — плевать я хотела на твою радость. Нашел тоже избавителя.

— А я ведь могу сам тебя убить, — сказал я злобно, — что ты сделаешь, если встанет такой вопрос — ты или я?

— Сальваторе, ты идиот, — произнесла Кристина все тем же апатичным голосом, — этот вопрос давно уже отпал. Не «ты или я», а «ты и я», но, скорее всего, в разное время. Мы ведь не любящие супруги, чтобы умереть в один день.

Произнеся последнюю фразу, Кристина Мбанга расхохоталась, видимо сочтя ее удачной шуткой. Смех был отнюдь не здоровый, ни капли не радостный, а скорее нервный и истерический. В тишине почти пустого корпуса он звучал даже зловеще.

— Никого убивать не надо, — подал голос Радован Штилье, до сих пор бывший тише воды, ниже травы.

— Не твое дело, — раздраженно огрызнулся я, — и вообще, какого черта ты за нами таскаешься?

— А ведь смог уцелеть, гадюка, — прокомментировала переставшая смеяться Кристина, — почти все отделение полегло, а этот старикан до сих пор жив.

— В принципе вы правы, — спокойно, и будто не замечая хамства, сказал Штилье, — я рассчитывал именно на то, что в компании вооруженных людей у меня будет больше шансов…

— За наши спины прятался! — крикнула Мбанга, перебивая астрофизика. А меня его заявление разозлило еще больше.