Ирина Асаба - Амнезия [СИ] Страница 30

— И на фига мне вся эта информация? — с досадой подумал он, прочитав эту и другие заметки, выплывшие на забитое в поисковике компьютера слово. — Юрка! Спустись на землю. Какая к черту Тиамат? Всей этой чертовщине должно быть самое простое и разумное объяснение. Ну, не верю я в мистику и все тут! Не могла квартира Забродина сама загорется… Или короткое замыкание или чей-то злой умысел. Квартиру я закрывал сам. Тогда, там все было спокойно. Значит подожгли. Но как? Кто? Ничего не поделаешь… Будем рыть дальше.

Чернов вышел из кафе, перешел через дорогу к скверу и вновь стал мерить его шагами, прокручивая в голове головоломку, которая никак не хотела складываться во что-то объяснимое.

Веник и Тузик на ощупь шли по подземному ходу, касаясь кончиками пальцев стены. Свечной огарок сгорел, фонарик приказал долго жить… При свете было жить как-то веселее. В темноте же стало тяжелее дышать, и страх опутывал ноги липкой паучьей паутиной. Тузику на каждом шагу мерещились кошмары. Поднимая ногу для следующего шага, он с опаской ставил ее на пол, ожидая самого страшного — бездонной ямы, клубка змей, паука размером с собаку. Хотя умом он понимал, что ничего такого здесь не было и быть не может. Еще пятнадцать минут назад дорога была свободной и ровной. Перед глазами все время вставали лица лежащих в ящиках друзей, и Тузику хотелось забиться в уголок и горько заплакать. Когда мальчишки вернулись в келью Валидол и Цыган уже проснулись. ЗИ тут Тузик дал волю слезам. Захлебываясь в рыданиях, он рассказал мальчишкам о том, что только что произошло с ними. Рассказал о Ваське, Стриже и Банане. Об их спокойных, умиротворенных, но мертвых! лицах и о том ужасе, что им пришлось сейчас пережить.

Если до сегодняшнего дня у бомжат еще были какие-то надежды, что они встретятся с пропавшими товарищами, то теперь они окончательно угасли. Не хотелось верить, что ребята больше к ним никогда не вернутся, не придумают новые шкоды, не поделятся последним куском хлеба, не будут вместе с ними мечтать о будущем. Но это было так, и изменить уже было больше ничего нельзя. Отсидевшись в келье и приведя нервы в порядок, мальчишки решили высунуть нос для разведки. Надо было хоть на шаг опередить противника. Необходимо было выяснить, кто эти люди и откуда они приходят. Инициатором разведывательной деятельности был, конечно, Вениамин и, не смотря на мокроту разводимую младшим товарищем, подгонял друзей со сборами. Мальчишки наскоро позавтракав, собрали нехитрое имущество в сумки и рюкзаки, и пошли к келье, в которой лежали их друзья. На этот раз заходить в келью они не стали, а пошли той дорогой, по которой выходили странные дядьки. Шли они не долго. Буквально после второго поворота в слабом свете керосиновой лампы они увидели лестницу, уходящую вверх. Веник, поднимался по ней с опаской, долго прислушиваясь к звукам сверху. Тишина его успокоила и, подняв деревянную крышку, прикрывающую тайный проход он заглянул в щель. Дождавшись, пока глаза привыкнут к полной темноте, он стал прислушиваться к своим ощущениям. Он напрягал зрение и слух, но все было бесполезно. Понять где находится люк он так и не смог. Единственное, что было понятно, что лестница вела в помещение. На небе медленно двигающееся облако стронулось с места, и луна заглянула в крошечное окошко. К удивлению Веника помещение оказалось цирком!

А в это время уставший от длительной прогулки Чернов собирался уже прийти к какому-либо решению, но мысли его упирались в старика Забродина и буксовали.

— Все дело в нем. В этом старике. Все на нем фокусируется, — думал он, бродя по скверу. — Откуда дед знает про Тиамат… Ведь цирк приехал в наш город не так давно, а старик в теме долгие годы. Он что-то знает. Но почему не говорит? Не хочет? Не может? Выход один. Необходим психиатр. Других шансов разговорить старика я не знаю.

На следующий день прямо с утра, Чернов снова отправился навестить Забродина. Погода испортилась, стал накрапывать дождь и Чернов делал все через силу, как если бы только что встал после изнурительной болезни.

В больнице за сутки вроде бы ничего не изменилось. Все также никли к полу цветы в банках, из кухни тянуло кислыми щами, а из операционной — лекарствами. Капитан подошел к посту и облокотился на стол. Напротив него сидела молоденькая медицинская сестра, и ставила в каких то списках галочки.

— Девушка, — обратился к ней Чернов, заставив себя через силу улыбнуться. — А в больнице есть психиатр или невропатолог? Ну, кто-нибудь по нервной части?

— А вам зачем? — улыбнулась в ответ девушка. — Вы же вроде к Забродину из двенадцатой палаты. Так у него сердце. Зачем ему невропатолог? Ему уже скоро вообще будет никто не нужен. К нему Васька приходил.

— Какой Васька, — удивился Чернов.

— Да кот наш, Васька, — пояснила она. — Он всегда к умирающим приходит. Запрыгивает на кровать и мурлычет. Серафима увидит и за ним следом. У нас их никто не трогает. Местная достопримечательность как бы.

— Серафима? — снова удивился Чернов. — Что за Серафима?

— Ночная сиделка, — стала объяснять девушка. — Она в больнице чуть ли не с войны работает. Самой уж за восемьдесят. Еле ходит. А как начнет кто умирать — это она по коту видит, так следом. Примостится у кровати и молитвы читает. Больные при ее молитвах как бы в забытье впадают, и боли не чувствуют. В последнее время к нам священник — отец Николай приходит, так и он ее не трогает. "Святая душа" — говорит.

— А где мне ее найти, Серафиму вашу? — поинтересовался капитан.

— А она в подсобке живет. На первом этаже до конца коридора дойдете, а там ступеньки, как бы в подвал. В дверь ее и упретесь.

— Васька, говорите, уже приходил… — задумчиво проговорил Чернов, направляясь к лестнице ведущей на первый этаж.

— Приходил, приходил. Значит, три дня вашему Забродину осталось, — вслед ему прокричала сестричка и снова уткнулась в свои списки.

Следуя по маршруту указанному девушкой, Чернов уткнулся в дверь полуподвала и, остановившись на мгновение, постучал. За дверью послышались хрипы, шарканье старческих ног и дверь открылась. На пороге стояла маленькая старая бабушка в чистом белом халатике и с завязанной назад косынкой на голове. Несмотря на морщины, разбежавшиеся по лицу, она производила очень светлое впечатление. Может быть из-за белого халата, а может быть из-за не потерявших окраски синих глаз.

— Простите… Серафима… К сожалению не знаю вашего отчества…

— Павловна, — подсказала старушка и с интересом всмотрелась в лицо Чернова.

— Серафима Павловна, — начал он и запнулся.

— Да ты проходи миленький, не бойся. Не покусаю. Вот присаживайся на табуреточку и говори, зачем пришел.