Кира Измайлова - Ведется следствие Страница 31

Кому-то действительно не спалось. Дэвид Дубовны смотрел в окно: там мелькали деревья, рисунки созвездий в темном небе сливались в смазанные светлые полосы, и только луна мчалась вслед за экспрессом, тщась его обогнать. Спать ему не хотелось, читать очередной справочник – тоже. В организме присутствовала некоторая расслабленность, и молодой человек позволил себе нескромно помечтать, отчего на его выбритых до синевы щеках появился несомненный румянец.

Впрочем, долго предаваться этому занятию ему не позволили: в дверь душевой постучали. Это небольшое помещение Дэвид делил с Рупертом Бессмертных, а потому смущенно заметался, но, собравшись с мыслями, вскочил и отпер дверь.

– Ложились бы вы спать, – сказал патрон, перекидывая трубку из одного угла рта в другой. – Завтра рано поднимут.

– Почему? – удивился Дэвид.

– А, вы ведь впервые едете этим поездом в такую даль, да еще первым классом, – усмехнулся тот. – Кстати, не забыть бы… А пока поверьте на слово – лучше вам завтра быть пободрее, не то сами потом жалеть станете.

– Хорошо, – согласился Дэвид. – Скажите… а откуда вы узнали, что я не сплю?

– Так свет же, – вздохнул Руперт. – Отблески в окно видно, у вас ведь шторки отдернуты. И чему я вас только учу?

Дубовны понурился: чем дальше, тем сильнее ему казалось, что из него никогда не получится не то что справного следователя, а хотя бы оперативника.

– Спать, – скомандовал Бессмертных и запер дверь со своей стороны.

Прелестная Каролина тоже решительно отвергала притязания повелителя снов. Тот, разочарованный, сидел на багажной полке, время от времени поглаживая уютно сопевшего Пушистика, и внимательно следил за созданием новой главы похождений Кривого и Хромого. Бравые господа в клетчатых брюках-дудочках и остромодных котелках лихо преследовали клевретов Горбатого, которых тот вербовал в подпольных чайных среди адепток движения суфражисток, соблазняя роскошными, вызывающе смелыми штанами из крашеной парусины…

Не спал и Теодор Немертвых. Сначала он был слишком увлечен пухлой монографией: сперва внимательно вычитывал ее с карандашом в руках, время от времени делая пометки на полях, потом (очевидно крупно не согласившись с автором) начал вычеркивать абзац за абзацем, приговаривая «Чушь! Ерунда!». Впрочем, скоро он отложил свое занятие: экспресс дал такой гудок, что бронированные стекла задребезжали, и существенно замедлил ход, карабкаясь на эстакаду. Внизу, насколько можно было рассмотреть, стоял густой туман, и длинные его языки тянулись вслед экспрессу, словно норовя ухватить его за пышный султан валящего из трубы дыма.

Наконец, поезд остановился, подрагивая всем своим длинным суставчатым телом, будто усталая после долгой дороги многоножка.

Доктор надел теплый пиджак: несмотря на поздний час, можно немного пройтись. Целительная сила неспешных прогулок была ему хорошо известна, кроме того, он чувствовал настоятельную потребность избыть раздражение, вызванное вторжением дилетанта в области, оному дилетанту решительно непонятные.

«Подумать только, – негодовал доктор, выходя на перрон, – «буде допрашиваемый не заговорит»! Как это он не заговорит?..»

Теодор Немертвых глубоко вздохнул и зашагал, осторожно наступая на левую ногу – колено сегодня болело сильнее обычного, и он не в первый раз пожалел, что не взял в дорогу трость. Впрочем, на самом перроне столпилась масса палаток и ларёчков, бойко торговавших всяким полезным в дороге товаром, и можно было рассчитывать найти что-то подходящее.

Увы, местный ассортимент не мог порадовать разнообразием. В большинстве своем на лотках красовались разнокалиберные дуршлаги, кастрюли – как с ручками, так и без, куски кольчужной сетки… И если наличие всяческих бутылочек с настойками, «целительными при облысении и деликатной немощи», доктору было понятно, то вообразить, зачем нужны в дороге скобяные товары, он не мог. Но, как ни странно, именно последние пользовались особой популярностью среди заспанных пассажиров третьего класса: прямо на глазах доктора две дамы принялись азартно перетягивать небольшой дуршлаг без ручки, сопровождая борьбу громкими выкриками. Продавец потирал руки и набивал цену.

– И часто у вас такое? – поинтересовался Немертвых у первого попавшегося торговца.

Тот пыхнул трубкой и солидно кивнул.

– Да, почитай, каждый экспресс… Кто-то в газетенке сбрехал, что вагоны от думака не спасают, другой металл нужен, вот народец и запасается. – Он ухмыльнулся. – Одно время даже чугунки брали… Только с чугунками-то народ сурьезный за кордон ходит, на всех не напасешься. А уж в поезде – оно и вовсе ни к чему… А вам, господин хороший, тоже, может быть, котелок по размеру подобрать?

– Благодарю, не стоит, – решительно отказался доктор. – Мне нужна трость. Крепкая, надежная трость, безо всяких новомодных излишеств.

– Старые раны? – лавочник проницательно посмотрел на доктора, что-то прикидывая и вычисляя. – Будет вам палка. Хорошая, крепкая… и без излишеств. Обождать немного извольте… Адольф!

Откуда-то из глубин лавки появился сонный парнишка в шортах на подтяжках и коричневой рубахе, черная косая челка падала на детский лобик.

– Сбегай к дядьке Колину, попроси у него палку. Держи бумажку – я там размер записал, – велел лавочник. – И… одна нога здесь, другая тут!

– Молодая смена? – поинтересовался Немертвых, глядя, как резво замелькали худые мальчишеские ноги в высоких шнурованных башмаках.

– А-а-а… – отмахнулся лавочник. – Смена! Один ветер в голове. Все на заставе пропадает, на инженерной. Там «фридрихи» господ инженеров стоят, так ребятню за уши не оттащить! Хотя, – добавил он задумчиво, – лучше уж там, чем за кордон самовольно лазить… Вы вон такое-то видали когда?

Над торжищем красовался громадный плакат с изображенной на нем жутковатого вида тараканоподобной тварью с хищно распахнутыми жвалами. Поперек плаката кроваво-алыми буквами было выписано четкое «Бойся!».

– Это что еще такое? – удивился Немертвых.

– Да водится на болотах всякая дрянь, – пояснил тот. – Мозги крутит. Наши-то приспособились – чугунок на голову, и пусть щелкает, не возьмет! У солдат вон каски… тоже не побалуешь особо. А ученые смеялись, мол, суеверие… сколько мы потом обглоданных косточек находили! Городские, что с них взять, – закончил лавочник пренебрежительно. Тут как раз с топотом примчался запыхавшийся Адольф. – А вот, господин, и ваша палка. Опробуйте-ка!

Трость в самом деле была хороша – из непонятного дерева, простая, без украшений, с тщательно отполированной рукояткой. Теодор, не торгуясь, отсчитал требуемое (цена была высока, пожалуй, в модных лавках просили столько же, но модные лавки остались в столице, да и дрянь там предлагали, а не трости!) и, поблагодарив лавочника, с удовольствием поспешил к поезду. У самой морды локомотива наблюдалось непонятное копошение людей в форме и раздавались громкие возгласы.