Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес Страница 31

На двух машинах поехали к предводителю писательской ватаги. Перед этим Николай успел со всеми перезнакомиться. Восприняли его на удивление дружелюбно, даже подозрительный вожак стаи литературных волков позволил себе ободряюще-заинтересованно улыбнуться.

Добрались, посидели, выпили. Пошли разговоры – один другого интереснее. Всё-таки, когда собирается группа интеллектуалов-гуманитариев – это очень даже впечатляет.

Вечер с водочкой еще больше сблизил гостей с «великолепной пятеркой». Пинский почти не пил – все же за рулем, пришлось Николаю отдуваться за двоих. От Ягодкина он вышел, порядком набравшийся. Оставшиеся продолжили веселье, собираясь гужбанить до утра.

«Горазды они квасить!» – с уважением подумал поддатый Гордеев, усаживаясь в «Тойоту» аналитика. А в целом нормальные ребята, свои в доску! Никакой тебе кичливости, высокомерия, снисходительности гениев. Особенно ему понравились улыбчивый Барков и жизнерадостный Леонтьев-Филимонов. Да хотя и остальные тоже ничего… Больше всего импонировал их юношеский задор, а ведь каждому уже за тридцать.

Одурманенный спиртными парами рассудок начисто отказывался видеть во вновь приобретенных знакомцах сбрендившего на психосексуальной или какой иной почве маньяка. Да разве ж способен серийный убийца… впрочем, стоп машина! – одернул себя Николай. Как говорила одна известная героиня: подумаю об этом завтра – на свежую голову.

14

Ну, вот и май настал!

Николай проснулся по привычке рано, но тотчас вспомнил, какой сегодня день. А значит можно еще немного поваляться в постели. Вот и головушка слегка побаливает после вчерашнего… Полежал еще с полчасика, покемарил – ну, все, пора вставать! Хоть и не граф, но великие дела определенно ждут.

Кто же работает в праздники? Да хотя бы продавцы, водители общественного транспорта и сотрудники разных там городских служб. Гордееву сегодня предстояло поработать, но не на извозе, а в кабинете психоаналитика. Так же, как и Пинскому.

Николай позвонил, получил от того подтверждение, что встреча остается в силе и назначена на одиннадцать утра. Посмотрел на часы – времени остается с лихвой, чтобы совершить моцион, позавтракать и пройтись пешком до офиса аналитика, дабы проветрить мозги…

Так и сделал.

Александр Яковлевич сам открыл ему дверь. Поприветствовали друг друга. Хозяин пошутил насчет бодуна – не посетил ли тот нынче утром молодого человека? Гость рассмеялся: слава Богу, нет!

– В таком случае попробуем сегодня сделать прорыв, – с энтузиазмом заявил Пинский, – но сначала о твоих впечатлениях. После общения с нашим литературным зверинцем, каковы выводы?

Николай выложил все, что он вчера подумал о каждом из пятерых. Не забыл упомянуть и о своих сомнениях под конец.

– Ну, это ты совершенно напрасно, – не одобрил его колебаний собеседник, – выпил, расслабился, все такие милые, хорошие – вот и предстали в розовом свете. Сам ведь знаешь, как у нас на Руси повелось: если распили вместе чекушку или поболе, то уже друзья не разлей вода…

– Это точно, – усмехнулся Николай и добавил, – ну, если без лишних сантиментов, то я бы выделил Ягодкина.

– Хм?.. – аналитик бросил на него внимательный взгляд, – и каковы же основания?

Гордеев объяснил, откуда такие подозрения. Пинский понимающе кивнул.

– Что ж, доводы не бесспорные, хотя и заслуживают внимания, – выслушав товарища, резюмировал аналитик, – в основном все это на уровне эмоций и отчасти интуиции.

Николай согласился.

– Раз пошла такая пьянка… – сострил врач, – давай займемся вплотную личностью Романа Ягодкина.

Он на минуту задумался, как бы принимая решение, затем продолжил:

– Честно говоря, существует негласная этика в отношениях целителя и пациента. Одно из главных правил – врачебная тайна. Доктор не имеет права предавать огласке какие-либо сведения о больном… Но у нас особый случай. Полагаю, что в сложившихся обстоятельствах имею полное моральное право поделиться с тобой… Дело в том, что всех их я консультировал в свое время.

– Я доверяю тебе, – выдержав паузу, заявил он, – и знаю, что дальше тебя это не пойдет. Итак, психологический портрет первого подозреваемого.

Пинский помолчал, собираясь с мыслями, и заговорил:

– Роман Ягодкин. Чрезвычайно одаренный поэт-символист, талантливый публицист – и, к слову сказать, совершенно бездарный беллетрист. В жизни – склочник, интриган и скандалист. И этим его недостатки не исчерпываются, к сожалению. Дело в том, что у него не все в порядке с психикой. А, если быть точным, то у Ягодкина все признаки шизопараноидального бреда, выражающиеся в мании величия и, в особенности (!), в мании преследования. Этакое тихое умопомешательство.

– А в чем оно проявляется?

– Он везде и во всем видит козни против своей персоны, постоянно ищет образ врага. Такое ощущение, что он уже не может жить без окружения себя – чаще всего вымышленного! – неприятелями, некими враждебными силами. Это его как бы подпитывает, придает остроту и свежесть жизни, стимулирует его деятельность. В этой своей перманентной агрессивности Ягодкин черпает силы и вдохновение, в этом – смысл его существования…

– Но ведь, Александр Яковлевич… Это же дикость, безумие какое-то!

– Ну, как сказать. Для него – это норма. Его психика настолько искажена, что он сам не осознает это. И не отдает себе отчета, что помешан на идефиксе. Себя он, разумеется, считает гением, не понятым и притесняемым со стороны власть предержащих… Вообще же основной признак подобных отклонений – демонизация своих реальных и мнимых противников. Из, казалось бы, незначительного факта, на который большинство нормальных людей не обратили бы внимание, такой человек выводит далеко идущие последствия и начинает раздувать из мухи слона. А дальше уже идет по нарастающей – раз ты не друг, значит, враг, а, если враг, то послан самим Сатаной…

– Маразм, – скривился Николай.

– Это для нас с тобой. А для них – вполне серьезно и реально. Таков Ягодкин – если ему кто-то не понравится или разонравится, то такого человека из своего окружения он начинает относить к разряду шпионов и предателей, строящих козни против него персонально…

Тут зазвенел телефон.

– Извини, Николай, – сказал Пинский и снял трубку.

Говорил он странно: вполголоса, и всё то «да», то «нет». А потом – «до свидания» и дал отбой.