Константин Образцов - Красные цепи Страница 33

Кобот еще раз пробежал глазами строки акта исследования эксгумированного тела, вздохнул, взял в руки телефон и набрал номер.

— Абдулла, привет. Это я.

— Да, привет, ну что у нас? — прокаркал в трубке знакомый голос. На заднем фоне был слышен звук включенного сигнала поворота и чей-то невнятный бубнеж: видимо, Абдулла куда-то ехал со своим водителем и многочисленными охранниками, на которых Кобот не мог смотреть без дрожи.

— Мой эксперт закончил все исследования, мы даже выкопали одно тело. Ну что, все подтвердилось. Последний инцидент — это наш случай. Вот.

— Точно знаешь?

Кобот помедлил.

— Да, — наконец сказал он. — Я уверен и мой эксперт тоже. Оружие и способ…

— Давай по телефону меньше слов, да? — перебил его Абдулла. — Понятно все. Значит, кинуть меня захотели… — и он добавил несколько хриплых ругательств на незнакомом языке.

Пауза. Кобот ждал. В трубке по-прежнему слышались голоса: то ли брань, то ли просто разговор — он никогда не мог разобраться в интонациях земляков Абдуллы.

— Слушай меня, — заговорил тот. — Я сегодня в Москву лечу по делам, а им встречу назначу на следующей неделе, когда буду готов, разберусь раз и навсегда, чтобы непоняток таких у нас больше не было. Встречаться у тебя будем, где и раньше. Ты тоже придешь, понял?

— Понял, — Кобот проглотил неприятный комок в горле.

— Хорошо. Ну а ты давай там, нажимай по своей главной работе. У нас теперь другого не дано, все от тебя будет зависеть, как ты сработаешь. Я, когда вернусь, тебе еще материал привезу, много, так что старайся, если все так сложилось, времени совсем немного у нас. Понял меня?

— Да.

— И что там эта твоя экспертша? Точно нормально все с ней?

Кобот снова вздохнул.

— Все совершенно нормально, Абдулла. Она уже на работу ко мне вышла, все исследования сделала как надо. Нет проблем.

— Ну хорошо. Смотри, под твою личную ответственность, ясно?

Кобот с тоской посмотрел в окно и кивнул:

— Ясно.

— Все тогда. Позвоню тебе, когда встреча будет, — и, прокаркав, по обыкновению, несколько непонятных слов, Абдулла отключился.

Кобот положил трубку на стол и вытер со лба мелкие капельки пота: проклятые нервы, проклятая жара в кабинете, с которой ничего нельзя поделать. Иногда цена, которую ему лично приходилось платить за этот кабинет, за огромные деньги, которые он здесь зарабатывал, за лимонно-желтый «Range Rover», за всю свою теперешнюю жизнь, казалась ему несправедливо большой.

Он еще некоторое время посидел в кресле, потом открыл ящик стола, вытащил оттуда стальной ключ, встал и направился к дверям. Абдулла был прав: у него есть гораздо более важная работа, чем выполнять представительские функции хозяина «Данко», и в работе этой надо было «нажимать», и, чем сильнее, тем лучше. К тому же в ее результатах он был заинтересован лично — и даже больше, чем мог себе представить Абдулла.

Кобот вышел из кабинета и не спеша пошел по широкому коридору в сторону массивной железной двери в дальнем его конце.

В воскресенье Алина хотела отдохнуть и спокойно подумать. Ей нужно было снова почувствовать стремительно забытое ощущение нормальной жизни: начать день с пробежки в парке, позвонить папе и наконец-таки приехать к нему в гости, что она собиралась сделать уже пару месяцев. Сейчас ей очень этого хотелось: провести с ним время, поговорить, может быть, даже съездить на стрельбище — отец увлекался стендовой стрельбой, и Алина несколько раз присоединялась к нему, азартно пытаясь попасть по летящим тарелочкам из тяжелого ружья. Потом можно вместе поужинать в тихом, приличном месте: что-нибудь итальянское идеально подойдет для такого случая. А вечером она будет сидеть дома с книжкой и бокалом вина под уютное бормотание телевизора, и вот тогда, когда мысли ее, взбудораженные лихорадкой событий последних дней, успокоятся, она сможет здраво и отстраненно подумать обо всем, проанализировать происходящее и решить, как действовать дальше.

Но не тут-то было.

Гронский позвонил в субботу поздно вечером, когда Алина уже готовилась ко сну, полная приятного предвкушения завтрашнего так чудесно распланированного дня. Признаться, она и не вспоминала о нем последнее время, и вот под вечер он снова замаячил на ее горизонте в своем черном одеянии, неся в себе скрытую угрозу всему, что Алина привыкла называть нормальным, как темная полоска туч несет угрозу ясному солнечному дню. Однако Гронский был и оставался единственным человеком, не только посвященным в ее семейную тайну, но и тем, с кем она обсуждала загадочные и пугающие события последней недели. Поэтому Алина только вздохнула и согласилась встретиться с ним завтра, в полдень, в баре «Винчестер», том самом, где работала убитая Марина и во дворе которого состоялось их знакомство.

Они вошли в бар через расшатанную деревянную дверь, и тусклое звяканье колокольчика возвестило об их прибытии. При свете серого дня «Винчестер» показался Алине похожим на лавку сумасшедшего старьевщика, в которую стащили содержимое пары древних коммуналок и бабушкиных дач: разномастные хромые столы, колченогие скрипучие стулья, какие-то немыслимые шкафы и буфеты, один из которых стоял справа от входа и отгораживал входную дверь от того, что в более приличном месте называлось бы залом. Затоптанный ковер, вросший в пол перед барной стойкой, казалось, лежал тут с самой постройки дома и был так грязен, что с трудом можно было различить рисунок. Сам пол, темный, дощатый, был испещрен черными пятнышками растоптанных жевательных резинок, следами окурков и засохшими пятнами разлитого пива. К потолку были приклеены старые пластинки, прибиты посеревшие от грязи майки футбольных клубов, а рядом с перекошенной железной люстрой угрожающе покачивалась на двух тонких шнурах дырявая байдарка. Над барной стойкой печально свисали многочисленные бюстгальтеры всех цветов и размеров, похожие на вымпелы корабля, попавшего в штиль. В баре царила пыльная душная тишина.

— Это место мне кажется необитаемым, — заявила Алина, скептически оглядываясь вокруг. — Не удивлюсь, если увижу в углу скелет последнего посетителя, обнимающий пивную кружку. Сюда вообще кто-нибудь ходит?

— Днем и на буднях почти никто, только свои, — ответил Гронский. — Но в пятницу и субботу сюда не войти, а столики заказывают за несколько дней.

И в подтверждение своих слов он показал на зеркало напротив входа, на котором красовалась надпись: «В пятницу и субботу — АД!»

— Я вижу, — скептически отозвалась Алина. — По-моему, тут уже ад. Банька с пауками в углах, как у Достоевского.