Олег Северюхин - Личный поверенный товарища Дзержинского. Книги 1-5 Страница 34

Глава 42

– Мария, как ты смотришь на то, чтобы мы с тобой пошли в мэрию и узаконили наши отношения, – спросил я свою гражданскую жену, – или пойдём в церковь, и батюшка обвенчает нас по всей православной форме?

– Давай подождём ещё немного, – говорила мне Мария, – не за горами мировая революция. Как она свершится, так и мы объявим себя демобилизованными. А как будет отчество у наших детей – Донович и Доновна? Прямо как князь Гвидон звучит.

– Ты уверена, что будет мировая революция? – сомневался я. – Даже ваше руководство перестало говорить о мировой революции. Коминтерн – это не мировая революция. Коминтерн – это изгнанные из своих стран люди. Никому не нужна пролетарская революция.

– Ну вот, ты сразу превратился в опасного оппортуниста, – обижалась моя жена, – революция несёт радость всем людям мира…

– Конечно, – прерывал я её, – посмотри, скольким радостным людям пришлось бежать со своей родины.

– Они были против революции, – парировала Мария, – и получили то, что они заслуживали.

– И я против революции, так что, и я должен получить то же, что и они, – отвечал я, не собираясь оставлять последнее слово за марксисткой.

– И ты у меня сейчас получишь по заслугам, – смеялась Мария и принималась гоняться за мной по дому в надежде на победу мировой революции. Я долго не сопротивлялся и крепко сжимал её в своих объятиях.

Но когда-то заканчивается всё. Заканчивается день. Заканчивается ночь. Заканчивается вода. Заканчивается пища. Можно продолжать долго до того момента, когда на земле догорит последняя спичка. Жизнь человеческая слишком коротка, чтобы дожить до этих картин окончания жизни на земле, просто наша французская жизнь подошла к окончанию. Я и Мария получили приказ из Центра о возвращении.

Мы прожили во Франции восемнадцать счастливых лет, совершенно не заботясь о том, что будет с нами завтра, потому что не боялись за свою жизнь. Рядом с нами жили и радовались люди, которые не ходили на партсобрания и которых не вычищали со службы по причине их чуждого происхождения или высказывания других взглядов.

Французские коммунисты, социалисты, демократы, националисты и фашисты жили бок о бок, вели между собой политическую борьбу, не собирались никого уничтожать, споря до хрипоты за рюмочкой перно в каком-нибудь кафе.

Перед этим вернулся на родину полковник Борисов. Через несколько месяцев после убийства в Ленинграде Кирова. Советский полпред сообщил ему лично, что он ничем не запятнал себя перед Россией и новой властью и будет достойно встречен на своей родине. Александр Васильевич уехал и пропал. Не написал ни одного письма, а мы с ним договаривались, что он напишет обязательно, и даже условное слово нами было определено, которое знали только он и я. Больше никто.

Потом я узнал, что он был арестован сразу после схода с трапа на советскую землю. Сидел в тюрьме, а потом сгинул совсем. Возможно, его обвинили в подготовке покушения на Кирова, а, может, в России просто действовал извечный принцип борьбы с оппозицией: «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».

Получив приказ, Мария обрадовалась и стала собирать свои вещи. Смутная тревога за наше будущее, противоречивые сведения из России останавливали меня в моём возвращении на родину.

– Ты уверена, что нас там ждут? – спрашивал я Марию.

– Конечно, ждут, – радостно отвечала она.

– Кто ждёт? Караул из НКВД? Дзержинского уже нет, и никто нас не защитит, если что-то изменилось в нашем государстве, – говорил я.

– Чего нам бояться дома? – смеялась надо мной Мария.

– Мне кажется, что нам надо много чего бояться, – не сдавался я. – Где Александр Васильевич, почему он не пишет? Почему перестали писать мои родители? Почему в России судят оппортунистов и всех приговаривают к расстрелу? Почему выслали второго революционера Троцкого? Ты не читала статьи Троцкого о том, что творится в Советской России? Скажешь клевета? Так это же клевета на самого Троцкого, и он не боится этой клеветы. Что за политика перевоспитания людей в лагерях?

– Это же так естественно – воспитание нового человека от пережитков прошлого, – говорила Мария. – А революция – это всегда борьба идей.

– Ты не думаешь, что и нас так же пошлют на перевоспитание или отдадут под суд, потому что я не принимаю революцию? – спрашивал я её.

– А ты держи язык за зубами и ничего плохого не случится, – уговаривала меня Мария.

– Нет, Мария, я не поеду, – твёрдо сказал я, – я ещё пожить хочу. Ты можешь ехать. Мне больно так говорить, но, если бы это было в моих силах, я бы не пустил тебя никуда. Мне кажется, что призраки французской революции переползли в Россию и революция начала пожирать своих детей. Робеспьеры и дантоны российских уездов правят бал на нашей родине. Если мы нужны нашей родине, она должна оставить нас здесь на нашей работе, потому что фашизм в Германии уже пришёл к власти и делает всё, чтобы отомстить за позор Версальского мира. И он это сделает. Ты заметила, что у нас уже четвёртый представитель ВЧК? Новый человек на каналах конфиденциальной связи это событие, а сменилось четыре человека. Куда исчезают те, кто делал революцию и командовал армиями? Молчишь, а мне кажется, что в России началась контрреволюция.

– Как ты смеешь так говорить? – негодовала Мария. – Революция нас сделала людьми, доверила ответственный участок работы…

– Не передёргивай карты, – остановил я её, – человеком тебя сделал Смольный институт, а не революция и не нас поставили на ответственный участок работы, а мы с полковником Борисовым передали наш участок работы большевикам. Я не писал заявление о приеме на работу и ничем не связан с ВЧК. Мне кто-то платил заработную плату? Никто. А тебе? Тоже никто. Мы жили на деньги, которые были выделены царём на нашу работу. Копейки мы получили на организацию встречи в Испании. И всё. Так кому ты больше обязана, ВЧК или убиенному царю и всему его семейству? Когда ты приедешь, с тебя ещё потребуют уплатить взносы с полученных сумм и с тех сумм, на которые ты жила. А у тебя есть эти деньги? А я беспартийный, это всё равно, что заявить о враждебности советской власти. Читал я стихотворение одного поэта, вырвавшегося из России:

Кто сломал тебя, Русь Святая,Беспартийный – значит враг,И чекистов весёлая стаяНесогласных потащит в овраг.

Я не хочу закончить жизнь в безымянной могиле, а тебе решать, кем быть и с кем быть.

Глава 43

Оставалось два дня до передачи ответа посланцу из НКВД, как вдруг «Фигаро» сообщила, что эмигранты, супруги Мария и Дон Казановы получили разрешение советского правительства на возвращение на родину по их заявлению и что советское правительство готово предоставить такую же возможность и другим гражданам Российской империи.