Евгений Константинов - Хобби Сереги Костикова Страница 34

– Какого принципа?

– Все такого же! – Боярин завелся и не торопился выходить из машины, чтобы проинкассировать очередной магазин, напротив входа которого затормозил водитель.

– Краснов глубоко убежден, и вот уже долгое время является ярым приверженцем своей теории, что все женщины, за редким исключением, делятся строго на две категории. Да, что я-то объясняю, Краснов, сам ему скажи.

– Я говорил не про всех баб, а про незамужних, – уточнил водитель. – Если в двух словах, то среди них есть бабы – дуры, и бабы – не дуры.

– И в чем отличие?

– Взглядом на жизнь и соответственно – поведением. Незамужняя ДУРА, чего-то там измышляет, строит из себя принцессу, считает, что все мужики должны с нее пылинки сдувать, и что, отдаваясь, она делает партнеру великое одолжение. Незамужняя НЕ ДУРА ведет себя просто и естественно: обратил на нее внимание мужик, захотелось с ним в койку, так чего пионеркой-то себя позиционировать. Ну и в подавляющем большинстве случаев если баба мнит себя красавицей со всеми вытекающими, то, считай, дура. Если же прекрасно понимает, что мордашкой не вышла, а значит и кочевряжиться нечего, то уже, как минимум не дура.

По словам Боярина, твоя кореянка и молоденькая, и фигуристая, и симпатичная. По твоим словам, Шуба, ты с первой попытки успешно назначил ей свидание. Что ж, если на первом же свидании вы успешно разделите койку, причем, не по пьянке, а по взаимному влечению, то, считай, повезло познакомиться не с дурой. Можно сказать, счастливая случайность. В таком случае, я готов поставить бутылку.

– Конечно, поставишь, – радостно потер руки Боярин. – Вот ты, Краснов, изначально все сводишь к койке. Но, допустим, для нее секс в жизни не главное?

– Это для тебя, дважды разведенного алкоголика койка не главное. Беги уже на точку, а то из графика выбиваемся…

Остаток маршрута инкассатор-сборщик разглагольствовал с водителем по поводу его теории в отношении замужних и незамужних, красавиц и дурнушек. Серега в их спор старался не вмешиваться, прекрасно сознавая, что переубедить Краснова, которому шел пятый десяток невозможно. Вот нравились ему одноразовый секс с опытными в этом деле, как выразился Боярин, «бабушками-ягушками» и все тут. И ведь не один такой был Краснов.

К примеру, тоже инкассатор, ровесник Сереги по прозвищу Радио женился на женщине, которая была старше его ровно на десять лет. И ладно бы она была богатой-знаменитой-красивой, как раз все наоборот, зато человек хороший, хозяйственный, готовила прекрасно и для молодого мужа была готова все сделать.

Другой инкассатор, низенький и пухленький, которого все так и называли – Пух, с упоением расхваливал свою жену в плане ее красоты, и утверждал, что в транспорте все мужики на нее оглядываются. Но однажды, увидев ее, Серега еле сдержался, чтобы не посоветовать Пуху, снять розовые очки. С точки зрения скульптора ее лицо в лучшем для нее же случае можно было сравнить с мордой муфлона.

Вообще выходило, что его друзья и знакомые если и встречались с красавицами, то либо с еще не выскочившими замуж, либо уже успевших развестись, женились же, как правило, на «ягушках».

По пятницам и субботам, после окончания работы, согласно заведенной традиции, инкассатор-сборщик, получавший от клиентов повышенные чаевые, угощал своих товарищей – конечно же, спиртным. Обычно от подобных угощений Серега старался под каким-нибудь предлогом отказаться. Но в эту пятницу, после полуторанедельного отсутствия отвязаться от Боярина не получилось, в противном случае мог и обидеть напарника. Опять же по традиции, он и сам должен был проставиться – так сказать, за благополучное выздоровление, посему на Серегины деньги тоже были куплены и водка, и пиво.

Как правило, процесс «остаканивая» проходил быстро: после сдачи ценностей и оружия экипаж за считанные мгновения «накрывал стол» в своей же служебной машине; чтобы не затягивать, разливали сразу по дозе, то есть, делили спиртное ровно на троих, оставляя одну часть в бутылке – водителю; залпом выпивали, закусывали, после чего водитель добрасывал инкассаторов до метро и уезжал на автобазу, в надежде по дороге подхалтурить.

– Признайся, Краснов, сколько у тебя, хотя бы приблизительно было баб? – спросил Боярин, после того, как они вместе с Серегой выпили по первой дозе и принялись закусывать бутербродами с докторской колбасой.

– До тех пор, пока не развелся, мог сказать абсолютно точно. У меня была тетрадь, в которую я записывал каждую свою пассию…

– Что именно записывал? – заинтересовался Серега.

– Не паспортные данные, конечно. Но – дату встречи, имя, а лучше – прозвище, если узнавал – фамилию, возраст, обязательно – национальность. Кстати, ни одной кореяночки я в койку так и не затащил, хотя и японочка была, и монголочка – вообще узкоглазая, и…

– Ладно, не перечисляй, – перебил водителя Боярин. – Ты на мой вопрос не ответил. Количество?

– Я до сотни трех штук не дотянул, прежде чем в красивую влюбился и женился. Отцом стал… – Краснов вздохнул. – А потом аккурат на своей сотой и спалился.

– То есть, после женитьбы ты продолжил, так сказать, пополнять «обойму»?

– А куда б я делся? – даже удивился Краснов. – Меня ведь, как горбатого – только могила исправит. А свою благоверную я и взаправду любил, мало того, что красивая, так еще и хорошая была женщина. Но на беду излишне бдительная, а меня беспечность подвела. Отыскала благоверная мою тетрадочку аккурат после моей сотой записи, в которой и число, и имя с фамилией, и национальность… ее лучшей подруги.

– Гы-гы-гы, – громко заржал Боярин. – Ты, Краснов, на меня не обижайся. Я на самом деле завидываю тебе сильнейшей белой завистью.

– Все нормально, – отмахнулся тот.

– А, кстати, вы слышали, как наш суточник Фуфел однажды перед своей женой едва не спалился? Он ведь тоже по бабам ходок еще тот, минимум две постоянных любовницы имел, к которым в свои смены на огонек заглядывал. А перед Фуфелкой отмазывался, что не заезжает домой ночевать, как другие суточники, потому что начальник вредничает, не отпускает. И вот однажды вернулся Фуфел домой утром после смены и чтобы Фуфелку не разбудить, решил быстренько в кровать запрыгнуть. Рубашку с себя скинул, штаны стянул, а трусов-то под ними нет – забыл у очередной любовницы. А Фуфелка-то не спит и все это видит. С кулаками на него – где трусы? Чуть не прибила. А Фуфел, вроде бы, простачок, но придумал-таки отмазку. Я, говорит, пукнул очень неудачно, вот и испачкал трусы, а чтобы еще больше не испачкаться, пришлось их выбросить…