Виктор Гончаров - Долина смерти (Искатели детрюита) Страница 35

— Ха!..

В это время рабфаковку до смертельного ужаса поразило его сходство… но в это же время грохот вышибленной рамы, лязг стекла покрыл все: и ее ужас, и проклятия врагов, и треск выломанной двери… Вслед за тем на секунду-две воцарилась немая тишина. Потом беспорядочный топот ног, револьверные выстрелы и новые проклятия взрывом уничтожили тишину, с минуту наполняли собой дом и растаяли, отдаляясь…

— К чему эта комедия? И как вы сюда попали? — гневно выпалила рабфаковка, адресуясь к массивному человеку и взором отыскивая какое-нибудь оружие.

Вопрошаемый, вместо того, чтобы ответить, скосил глаза на кончик угреватого носа, затянулся полупотухшей папироской, которая все время висела у него на нижней губе, и пустил дым расходящейся спиралью.

— Ну? — угрожающе произнесла рабфаковка, подняв с пола массивное и удобное пресс-папье.

— Положите, положите пресс-папье, я вас не понимаю… — скороговоркой проговорил массивный человек и на всякий случай стал вполуоборот к решительной женщине в куртке.

— Бросьте валять дурака! — снова вскричала та. — Я вас спрашиваю: как вы опередили меня и почему стали сооружать баррикаду?!

— Вы бесповоротно странный человек… — забормотал «баррикадист», не покидая осторожной позиции. — Ворвались в мою комнату… Закричали: «бандиты, бандиты…» А когда я вас спас от них, хотите проломить мне голову мраморным пресс-папье… Ну, взяли бы вон то: оно деревянное…

Рабфаковка отметила: у него белесые глаза лукаво искрятся, по всей толстой фигуре разлито добродушие… Что за необыкновенная перемена?! Не сидел ли он с ней и Си-дориным в телефонной комнате? И не смотрел ли на нее взором кровожадного зверя?..

Она положила пресс-папье на комод и попросила странного человека подойти к стенной лампе. Тот с видимым удовольствием исполнил это, на ходу очень искусно выплюнув разжеванный окурок в потолок и поглядывая: упадет или не упадет?..

— Да вы же не Аполлон, да?.. — изумленная, воскликнула рабфаковка, женским чутьем поняв разницу между Аполлоном и странным человеком.

— А-а… Вон что!.. — Странный человек опустил взор с потолка, твердо убедившись, что окурок прилепился добросовестно, и закурил вторую папироску. — Вон что. Вы меня за Аполлона Игоревича приняли? Да?.. Нет, я Востров. Дмитрий Востров. Может, слыхали? Известный изобретатель…

— Синицына! Эгой! Ты жива?.. — раздался вдруг голос Безменова.

Рабфаковка, зардевшаяся от радости, обернулась к дверям, а Дмитрий Востров так же быстро разрушил свое сооружение, как и построил.

Безменов, без фуражки, с растрепанными волосами, с револьвером в руке и пятнами крови на одежде, прыгнул в комнату и сразу же обрушился на Вострова:

— Руки! Показать руки! — скомандовал он.

Востров, в растерянности не поняв, поднял руки кверху, не выпуская, однако, папироски, прилипшей к нижней губе.

Безменов бесцеремонно подтащил его к свету. Осмотр рук дал благоприятные результаты.

— Вы Востров! — сказал он категорически.

— А вы — Безменов, — не менее категорически отвечал Востров. — Хотите папироску?

Синицына хохотала, а потом, увидев свежую кровь на одежде Безменова, забеспокоилась.

— Чья это кровь?

— Тут и моя и чужая, — небрежно отвечал рабфаковец, прислушиваясь к звукам с улицы, дошедшим до его напряженного слуха. — Надо утекать.

— Но ты ранен.

— Ерунда. Царапина. Живей, живей! «Их» здесь чертова куча!..

Они все втроем поспешно оставили дом и без приключений погрузились в трамвай.

В эту же ночь Безменов сидел у Васильева, который «только что собирался соснуть, поймав банду, ограбившую Центральный кооператив, но… не тут-то было…» Безменов давал ему отчет:

— Сидорин и Аполлон ускользнули. У них большая организация. Тех, что сторожили улицу со стороны центра, я снял… Их тебе доставили? Но тыл улицы охраняло еще человек 10. Я это предугадывал и тем не менее погнался за главарями. Меня окружили. Двух я ухлопал. Сам я отделался царапинами. В общем, организация Сидорина наполовину разгромлена. Вострова я у них отобрал, вернее, он сам «отобрался».

Видишь ли, Востров оказался хорошим и честным парнем, хотя не без лукавства. Когда его забирали из клиники, действуя двойником, он еще не был вполне нормален. Сам он врач, и дорогой он объяснил мне, что от болезни его окончательно излечил Сидорин, предоставив в его распоряжение денежные средства и обещая скорую поездку на Кавказ. Это подействовало лучше, чем медикаменты и специальные методы лечения. Но, излечив больного, Сидорин тем самым просветил ему голову и открыл глаза на свою личность и свои цели. Поэтому Востров с первого же дня пребывания в поповском доме задумал бежать от бандита. Он, как уверяет, даже не открыл ему местонахождения дет-рюитных руд. Сейчас Востров находится здесь. Более безопасного места ни он сам, ни я не могли найти. Синицына — тоже с нами. Вот и все. Теперь Сидорин не имеет пристанища… хорошего пристанища, я подразумеваю. Надо его ловить…

Васильев сейчас же вызвал агентов и приказал им следить за вокзалами. Со вторым отрядом он сам хотел идти в район Басманных улиц.

— Ты отдыхай… Завтра поедешь с Востровым на Кавказ, — безапелляционно произнес он. — Детрюит — это важная штука. Можно даже не созывать спецов, чтобы установить его значение… Надо найти детрюит… С Сидориным я покончу сам, если он еще не удрал из города…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

— В глухих дебрях Закавказья есть страшные, жуткие места, которых, как чумы, избегает человек, от которых инстинктивно бежит скот, зверь и птица… Это обыкновенно — мрачные долины, зажатые с обеих сторон скалистыми громадами гор, лишенные растительности, наводящие на человека неизбывную тоску. Туземцы такие места называют «Долинами Смерти» и называют с полной справедливостью, так как ни человек, ни зверь, ни птица не могут пробыть там и нескольких часов без того, чтобы не заболеть и не погибнуть страшной смертью…

И это не сказка, это факт, факт загадочный и жуткий, но он отмечен не одними туземцами, а, если хотите — и мной…

Я врач, и мне приходилось оказывать помощь — увы, безнадежную, — не одному десятку такого рода больных, пострадавших или от незнания, или от бахвальства, или от безысходности положения, диктовавшего по соображениям военного характера останавливаться, хотя бы на несколько часов, в роковой «Долине Смерти»… И, если хотите, я был единственным из отряда в 150 человек, уцелевшим — не чудом, а наукой — от смертельных объятий «Долины»… Вы догадываетесь, конечно, что это было в гражданскую войну… Да, это было в гражданскую войну, причем я был старшим и единственным врачом красноармейского отряда, состоявшего из ингушей и осетин. Я вам расскажу после, как я уцелел. Сейчас же перехожу прямо к тому, что от меня требуется…