Экипаж Меконга - Евгений Львович Войскунский Страница 36

Кожин, насмешливо прищурив глаза, оглядел Федора, изящно одетого, завитого по последнему парижскому манеру.

— Наездился по Европам? — сказал он. — Ишь кудерьки выложил! Сразу видно, что вдалеке был от наших непотребных дел.

Поручик Кожин не таясь осуждал князя Бековича.

Началось с того, что в Тюб-Карагане Бекович решил заложить крепость и оставить гарнизон, хотя это не предусматривалось инструкцией. Он считал, что Тюб-Караган, откуда шла старая караванная дорога в Хиву, нужно покрепче держать в руках.

Тут и произошла первая стычка Кожина с Бековичем. Кожин яро возражал против закладки крепости в том гиблом месте, где нет ни воды, ни конского корму. Князь пренебрег возражениями, велел строить крепость.

Оттуда же, из Тюб-Карагана, Бекович отправил в Хиву разведчиков — боярских детей Воронина да Алексея Святого. Они должны были убедить хана Ширгазы, что посольство идет к нему с миром. Святой вез особые подарки для Колумбая, влиятельного родственника Ширгазы.

Потом флотилия отплыла в Красные Воды. Здесь надлежало по инструкции закладывать крепость. Но строптивый Кожин открыто осуждал выбор места для крепости. Отношения его с князем совсем испортились.

Из глины и лёсса строили солдаты глинобитные домики, возводили стены, рыли колодцы. Приходилось копать и могилы: многие не выдерживали непривычного климата, дурной воды, укусов ядовитых тварей.

В феврале Бекович вернулся в Астрахань. Подготовка к походу заканчивалась. Князь ожидал вестей от посланных в Хиву разведчиков, но тут в Астрахань прискакал гонец от калмыцкого Аюк-хана. Хан доносил астраханскому коменданту Чирикову, что «тамошни бухарцы, касак, каракалпак, хивинцы збираются вместе и хотят на служивых людей итьти боем, и как бы худа не было». Гонец добавил от себя, что хивинцы уже хотят брать красноводскую крепость…

Тяжелые предчувствия одолевали поручика Кожина. Он метался в тесной горенке по скрипучим половицам, ругательски ругал князя.

— Нам, худородным, — говорил Кожин, — сколь тяжко служба достается! Нами содеянное, хотя бы иройство Гераклово, ни за что почитается, а их, хоть и ничтожное, превозносится…

— Напрасно, Саша, беснуешься, — сказал Матвеев. — Сим неправды не изживешь. Да и не все твои речи истинны: ведь государь-то тебя перед прочими отличает. Какое доверие тебе оказано секретным ордером, о коем ты мне рассказывал. — Синими глазами поглядел он на низкое оконце, за которым угасал день, и мечтательно добавил: — Вот бы и мне с тобой в Индию…

— Ты и пойдешь, — неожиданно сказал Кожин. — В этом хоть я волен — себе попутчика избрать…

— Что ж ты не сразу сказал! — радостно воскликнул Федор и снова кинулся обнимать Кожина.

Но Кожину было не до восторгов. Отстранил Федора, опять зашагал из угла в угол.

Вдруг остановился, хлопнул по столу ладонью.

— Будя о сем. Развлеки, Федя, расскажи, как карету довез?

— Ох, Саша, не спрашивай! Сколько мук с ней принял, не приведи господь!

— Еще чем Ширгазы-хан за твою карету отплатит, — мрачно заметил Кожин. — Пока здесь чешемся да тянемся, он уже на нас войско сбирает…

На консилии, собранной Бековичем для обсуждения доноса Аюк-хана, Кожин не выдержал и вступил с Бековичем в крупные пререкания.

Низкая комната с мелкостекольчатыми окнами в астраханском кремле была битком набита начальными чинами экспедиции.

— Прошу, поручик, супротив воинского регламенту не дискусничать, — останавливал Бекович Кожина. — Противу государева ордера действий допустить не дозволю.

— А шкуру с себя хивинцам снять, полагаю, позволите? — язвительно спросил Кожин.

— Забываете, сударь, как надлежит со старшими в чине обходиться, — угрюмо промолвил князь Самонов.

— Дозвольте, князь, когда сикурс[7] ваш понадобится, я оного сам попрошу, — холодно отстранил Самонова Бекович. — Поручик, очевидно, за шкуру мою опасаясь, своею такоже немало дорожит и не таит перед консилиею своих опасений.

Кожин в бешенстве вскочил со стула:

— Я шкурой своей не более иного дорожу! Посудите, князь, себя на место Ширгазы-хана поставьте: донесли бы вам, что идет-де мирное посольство с инфантерией, да с кавалерией, да с артиллерией…

— Войско с нами для охраны посольства и даров отправлено, — пытался успокоить его Званский, недавно назначенный экономом экспедиции.

— Для охраны! От тебя, что ли, охранять? Ты и так уж сукна переполовинил, что хану в подарок назначены! — не помня себя от злости, закричал Кожин.

— Поношение чести! — Званский рванулся к нему, хватаясь за шпагу.

Кожин не сдвинулся с места. Чуть побледнело его загорелое лицо.

— Прошу, государи мои, из субординации не выходить! — громко и властно сказал Бекович. — Господин поручик Кожин, соблаговолите, от осуждения, вам по чину не надлежащего, воздержась, кратко мнение свое сказать.

Кожин шагнул к князю. На лбу у него выступили капельки пота. Он утер их обшлагом мундира, неожиданно стих и поклонился Бековичу.

— Мнение мое таково, — негромко сказал он. — Как знатно в Хиве стало о нашем войске, все надо менять. Нельзя туда с малыми силами, как ныне знаем, что Ширгазы покориться не хочет. Дозвольте, как мне указано, — пойду сам, с двумя товарищами, переодевшись купчиной, не из Хивы, но отсюда. И про золото разведаю, и в Индию доберусь. А сгибну в тех злых краях — хоть малым числом, а не всем войском… А государю наискорее отписать, что в политиках перемена, что Ширгазы, ранее слабый, ныне зело силен стал…

— Довольно