Алексей Бергман - Кто-то еще Страница 36

— С вашей женой "поработали", Борис Михайлович, — отойдя от двери, негромко произнесла Миранда.

— Ее пытались успокоить? подселили мозгоправа? — не паникуя, предположил Завьялов.

Прилизанная белокурая головка отрицательно качнулась:

— Не уверена. Если бы Зою Павловну пытались успокоить, то мы заметили бы это еще вчера. Но реакции Зои Павловны продолжают выражать напряжение. Я подозреваю, что ваша жена подверглась внушению. По сути дела она — свободна, но в ней до сих пор остается некое присутствие чужой воли. Увы, Борис Михайлович, но ваша жена подверглась кодировке.

— Это точно?

— Предположительно.

— Мы можем как-то это проверить?

— Да.

— Так делайте!

— Для этого мне необходимо внедриться в Зою Павловну, — мрачно, объясняя все и сразу, поговорила диверсантка.

— Она не позволит, — с удивительным для недавнего себя спокойствием, констатировал Завьялов.

— То-то и оно. А "подселяться" незаметно я не хочу. После всего, что с ней произошло, Зоя может почувствовать конкретно — м о е присутствие. А это разрушит едва наладившийся контакт. Вы сможете уговорить Зою на проверку?

— Она кодирована, а не "занята", — жестко произнес Завьялов. — Даже ваш Зиберт не решится дать матери команду убить ее детей.

— И это все, что вас беспокоит? — грустно улыбнулась диверсантка.

— На данном этапе — да. Зоя не может никому принести вреда. А остальное скоро перестанет иметь значение. Я предприму шаги, чтобы ей не смогли дать команду и активировать процесс.

— И все же, вы попробуйте, Борис Михайлович. Зоя мужественная женщина.

То, что его жену не закодировали от волнения во время сна, Завьялов понял, едва вернулся в комнату: любимая выглядела как человек, получивший известие о том, что его дом только что на самом деле разбомбили. И там погибли — все. Пылающие стены погребли, все что было дорого.

В Завьялове боролись жалость и рассудочное желание оповестить жену о поселившейся внутри нее опасности. Предупредить, попросить, заставить Зою быть начеку к самой себе…

Невыносимо!

Надо.

Борис присел на корточки, поймал невидящий взгляд жены:

— Зоя…, Миранда только что проверила твои мозговые показатели. Ты — свободна. Но…

— Я поняла, — спокойно кивнула Завьялова. — Догадалась, что есть какое-то — "но". Что от меня потребуется?

— Пустить в себя Миранду.

Память выписывает странные необъяснимые кульбиты. Лет двадцать назад Леля подобрала на помойке страшненького тощенького котенка невыразительного мышиного оттенка. Отмыла от блох и грязи, откормила…

Кот подрос и начал метить стены, гадить в туфли и сумки. Причем не только в хозяйские, но и в чужие. Стоит гостю зазеваться и оставить на горизонтальной плоскости некий вместительный предмет, глядь — в предмете уже мокро. Лужа разливается.

Стыдобища. Народная артистка Ольга Александровна Завьялова устала извинялась. Купила (возместила) подругам пару сумочек и туфель. Однажды впопыхах оставила в прихожей пакет с приготовленным для спектакля париком…

Уже в такси пакет п р о т е к на колени. Дело было зимой — на коленях была норковая шуба.

Через несколько дней Борис пришел к бабушке в гости, где его, улучив минутку, призвала к действию решительная как бронепоезд Маргарита Яковлевна:

— Завьялов, — грозно играя глазами, свистящим шепотом произнесла подруга Лели, — ты мужик или тоже кот наклал?! Сколько ты можешь терпеть, как этот половозрелый мерзавец гадит в душу бабушки?! Она шестую пару обуви выкидывает!! Тапочек в доме вообще уже нет!

— А что делать-то? — поднял плечи Лелин внук.

— Кастрировать.

— Кота?!

— Нет, блин, соседа дядю Петю!

Маргарита Яковлевна увела Лелю на прогулку. Завьялов, матеря в душе женскую жестокость, но, поминая справедливость — животное ломало жизнь, пригревшему его человеку, вынес дивно беспечного, радостного кота из квартиры на улицу, совестливо и сочувственно повез к ветеринару.

Вечером напился в хлам и дал зарок — никогда больше, ни одного кота, на пушечный выстрел к живодерам! и другим не посоветует!

За рюмкой (литром) водки Завьялову казалось, что три часа назад его тоже немножечко кастрировали. Он чувствовал себя — изменщиком. Предателем мужского естества. Всерьез переживал насчет потенции.

…Непонятно почему, глядя на Зою, Борису припомнился кот Тимофей — солидный благообразный кот в раз обретший приличные манеры. Непонятная и стыдная ассоциация: кот — любимая жена! Завянь даже головой немного помотал, отгоняя призрак Тимофея…

Но понял. Зарок "никогда…, на пушечный выстрел!" был дан в похожей стрессовой ситуации. Одиннадцать лет назад, обнимая Зою, Завьялов дал сходный обет — он НИКОГДА не позволит любимой испытать присутствие внутри другого человека.

Но только что он предложил ей впустить в себя не просто человека, а МИРАНДУ.

(Наверное, сейчас на Небесах, в неповторимой кошачьей улыбке расплывалась серая усатая морда…)

— Я согласна, — едва слышно произнесла любимая.

Миранда и Зоя обменялись взглядами. Борис в который раз подумал — черт этих баб поймет! Они смотрели друг на друга как давние, пуд съевшие подруги. Как заговорщицы, соучредительницы клуба "Лига Тайного Заштопанного Чулка".

Погруженная в глубокий сон Ирма Конниген десять минут расслаблено сидела в кресле. Пальцы Зои по внутреннему приказу Миранды нажали на клавиатуре ноутбука кнопку ввода, полицейская зашевелилась, поморщилась:

— Никогда не делайте два переброса подряд, — проговорила, усаживаясь прямо, — всегда оставляйте временной люфт не менее чем в полчаса.

— Миранда? — поднял брови, поторопил Завьялов. Его дети уже с о р о к минут находились под охраной только Бури-Жюли! — Что с Зоей?

— Либо я ничего не нашла. Либо ничего нет. Либо… Зое Павловне внушили нечто, близкое ее собственным желаниям.

— То есть — ничего опасного, — подвел черту Завьялов.

— На первый взгляд…

— Миранда!

— Ничего опасного в смысле нападения, суицида или иного членовредительства. Желания тайно докладывать о том, что происходит, я тоже не нашла; точечно перебирать остальные варианты было — долго.

Завьялов прошелся между кресел и дивана, где сидела его команда. Остановился напротив диверсантки:

— Миранда, чего нам ждать от Извекова? Ты можешь хотя бы в черновом варианте предположить — что он предпримет, чего нам опасаться?

Гладкое скандинавское лицо Ирмы Конниген скривилось. Пожалуй — жалостливо.

— Говори, все как есть, — приказал Завьялов, — без экивоков, наотмашь. Как бы ты поступила на его месте?