Перераспределение - John Hall Страница 4

Обычно перед какими-нибудь важными событиями мой друг проводит время на смотровой площадке, что расположена на горном плато, практически у самого подножья башни звездочета, возвысившейся не только над городом, а словно над миром. Быть может, и сейчас он не спит, вопреки своим словам?! Быть может, он сидит там с чашей вина и ждёт перераспределения, тихо созерцая наш небольшой белый город, наполненный чиновниками, мудрецами, исследователями, учёными, менестрелями, рабочими и безработными… разными слоями и прослойками… отличающимися взглядами и предпочтениями… непохожими людьми — всеми теми, кто ждёт перераспределения, что очень скоро расставит часть из нас — живущих здесь — на новые места.

Учёный покидает библиотеку, думая о разговоре с другом, и отправляется на его поиски в то самое место, где встречал его чаще всего. По этой причине мужчина, чей статус в канцелярии всевеликого Флюида — «ученый», тот, кто пытается найти ответ на свой вопрос, быстро шагает по ступенькам вверх. Он чувствует даже не усталость, а изнурение и полное истощение, как внутреннее — морально-эмоциональное, так и внешнее, которое завязано на мышцах и костях. Он полностью посвящает себя подъёму и с каждым шагом чувствует, как его переполняет надежда на встречу. При себе у него небольшая записная книжка, холщовая сумка, которая бережно хранит в себе аккуратно выведенные записи, и там, между плотно исписанными кривым от вечной спешки почерком листами, лежит то, что заставляет его искать старого доброго друга — рисунок клейма или оттиска старого издательского дома.

— Я надеюсь, что он, так же как и я, переживает о правильности своего выбора, который не только будет сделан — который будет озвучен перед безликим всевеликим Флюидом. Ведь не может же быть так, что книга о нашем «всём» составлена «никем»?! Не может же быть так, что единственная книга, которую никто не желает брать в руки, потому что знает наизусть, в том самом варианте была издана всего один раз… или издается всего раз в какой-то период и всего в одном экземпляре, причем неизвестно кем и даже непонятно ради чего?! Хотя, может, и было бы понятно сейчас, если бы я несколько месяцев назад взял ее в руки и попробовал изучить… прочесть, познать и понять тот посыл, который скрыт в ней! В тех странных стихах, что не дают мне покоя.

Учёный старается следить за дыханием и не обращает внимания ни на что вокруг. Он думает лишь о сожалении. Том самом, что переполняет его с момента, когда им была открыта «История всевеликого Флюида», но несмотря на это, он продолжает идти, поднимаясь по длинной лестнице в поисках ответа на вопрос: «Правильный ли выбор он хочет сделать?! Что будет, когда он произнесет или не произнесет и этим огласит смысл своего слова?! Быть может, кто-то до него уже совершал подобное?..»

Несколько раз учёный практически срывается на бег и начинает перескакивать через ступеньку, две, три, и каждый раз замедляется, понимая, что не в его силах так быстро подниматься по ступенькам. Он понимает, что лучшая тактика, что ему доступна, и она же самая верная, — степенное следование вверх, которое сейчас напоминает поиски ответа на вопрос: «Стоит ли произносить выбранное мной слово?».

— Я слишком сильно зациклился… вместо того чтобы сейчас смотреть на такой большой белый прекрасный город подо мной, я думаю о вечном и, возможно, глупом… а на него не обращаю внимания. Ведь такова человеческая сущность — мелочность. Фокусироваться на мелочах, а после не понимать, как можно было пропустить так много, находясь на расстоянии вытянутой руки… а ведь подо мной такой большой и прекрасный мир! Подо мной целый город белого цвета, наполненный людьми, их профессиями, интригами, закулисными мыслями и жизнью как таковой! Но он, этот самый город со всем его наполнением, не имеет никакого смысла тогда, когда до завершения одного временного этапа осталось совсем немного. Даже небо, что раскинулось надо мной, над всеми нами, теперь не имеет смысла, потому что я и сам это небо… как и остальные жители… как всевеликий Флюид, что и есть суть неба…

Пот уже перерос стадию капель и превратился в сплошные потоки, покрывшие лицо длинными реками. Изредка учёный проводит шершавой от работы ладонью по коже, царапает её тугими плотными мозолями, совершая таким простым движением акт уничтожения одних водоемов и давая возможность новым пролечь по похожим маршрутам, выбрав трещинки на коже как шаблон движения. Время от времени учёный играет в Бога на собственном лице, как бы абсурдно это ни звучало… И продолжает идти к смотровой площадке.

Наконец перед глазами его возникает рукотворное плато, с которого так четко видно всё то, что находится внизу. Здесь есть скамейки для отдыха и перила, что должны служить для безопасности и что в основном принимают на себя участь последней опоры перед прыжком в вечность. Здесь нет никого, и лишь ветер потихоньку шуршит и посвистывает, словно спит и готовится к новому дню и встрече солнца, что поднимется из-за края, чтобы выпустить на улицы десятки тысяч жителей, часть из которых готовы к перераспределению, а другая часть к зрелищу.

— Увы…

Учёный тяжело вздыхает и направляется в самый центр площади. Здесь он останавливается и некоторое время просто стоит, смотря на башню звездочета, с которой не только город — будто бы весь мир на ладони, и можно увидеть сокрытую от глаз сторону света, которая, словно стеснительное отражение нечисти, не показывается никому, существуя где-то в параллельности, в бескрайней тишине того, что окружает планеты.

Постояв немного в центре, учёный направляется к стальным перилам и кладёт на них ладони. Кажется, этот холод должен обжигать и заставлять человека думать о том, что перед ним непреодолимая преграда, но он слегка подпрыгивает, чтобы перекинуть сначала одну ногу, а потом и другую… чтобы перенести себя, своё тело по ту сторону от безопасности.

Учёный крепко держится за перила и подаётся всем хрупким организмом вперёд. Смотрит вниз и начинает нервно смеяться. Он смотрит вниз и чувствует ту свободу, которая ощутима только тогда, когда в голове нет мыслей, когда наступает момент благозвучной тишины. Он поднимает одну ногу и выставляет её вперёд. Приятное чувство приближающейся свободы внезапно заставляет учёного забыть о той загадке, ответ на которую он старательно ищет. На несколько секунд он забывает о друге-чиновнике и рисунке издательства, что выпустило самую тяжёлую, самую неинтересную, но самую важную в жизни и для жителей города, всех городов, книгу.

— Нет. Это того не стоит.

Сказав это, учёный так же