Бронислава Вонсович - Плата за одиночество Страница 4

- А имя мое тоже было в сопроводительной записке? - спросила я у сестры-смотрительницы.

- Имя и дата рождения, - любезно подтвердила она мои мысли. - Фамилию тебе дали в приюте.

- За все это время хоть раз кто-нибудь интересовался мной?

- Никаких запросов не поступало.

Ну что ж, как я и думала, заплатила - и забыла. Не скрою, я иной раз думала, какова она, моя мать, что заставило ее меня бросить и что бы я сделала на ее месте. Мне казалось, что от своего ребенка я бы никогда не отказалась...

- Не осуждай женщину, которая дала тебе жизнь, - пафосно сказала сестра-смотрительница. - Ты не знаешь, какие жизненные обстоятельства заставили ее это сделать. Она сохранила тебе жизнь и позаботилась как умела.

Я уныло покивала и сказала:

- Я и не думала ее осуждать.

- И искать ее тоже не надо, - уже мягче сказала она. - Если бы она хотела, нашла бы тебя сама. А так... Твое появление наверняка осложнит ее и без того непростую жизнь.

Эти слова она говорила на основе своего многолетнего опыта. Не одна воспитанница приюта, покинув эти стены, отправлялась на поиски хоть-какой-то родной души, а у некоторых эти поиски даже увенчались успехом. Вот только не слышала я, чтобы это кому принесло счастье. Сама я искать родительницу не собиралась. Давно решила для себя - если я ей оказалась не нужна, то и она мне - тоже. И ее сухое деловое письмо только утвердило меня в этом намерении. Она считала свой материнский долг уплаченным, я считала, что мой дочерний просто не успел накопиться.

- Благослови тебя Богиня, - сестра-смотрительница наконец сказала то, после чего я могла покинуть ее кабинет, чтобы никогда больше не возвращаться.

Я механически пробормотала слова прощания, положила листок с номером счета назад в конверт, а конверт - в карман платья, и после разрешающего кивка с облегчение в душе выскользнула за дверь. Там меня уже ожидала сестра Тереза. Видно, оставшееся время мне ходить только под конвоем, чтобы не задержалась, не дай Богиня, до обеда - придется кормить, а на меня теперь больше не готовят. Сестра-кастелянша выдала мне приличных размеров сверток, в котором было одеяло, платье, пальто и смена белья, отсчитала деньги, что причитались мне за работу на фабрике и призвала на меня благословение Богини с таким недовольным видом, как будто проклятие посылала. Что ж, ее понять можно было - сестра-кастелянша не любила расставаться с тем, что попадало к ней на склад. А уж когда она выдавала деньги, возникало впечатление, что рвет она их прямо от сердца, с кровью и нервами. Так что хотелось вернуть все назад и извиниться за причиненные страдания. Но я задавила возникшее желание, собрала не такую уж большую денежную сумму, положила в карман и даже поблагодарила за заботу. Сестра-кастелянша кисло мне улыбнулась, и на этом мое пребывание в приюте подошло к концу. Сестра Тереза отконвоировала меня до калитки, за которой со скучающим видом уже стояла Сабина. Ключ в замке повернулся со страшным лязгом, заставившим ее вздрогнуть. Наверно, специально ничего не смазывают, чтобы покинуть приют без ведома монахинь было нельзя. Ключ повернулся теперь уже за моей спиной, отрезая меня от прежней жизни полностью.

- Да уж, сиротка на выходе, - хмыкнула Сабина, пренебрежительно окинув взглядом как меня, так и мою поклажу. - Брось этот гадкий тюк, он тебе не понадобится. Такое носить по собственному желанию могут только те, кто себя ненавидит.

- У меня все рано другого нет, - недовольно ответила я.

Легко ей говорить "брось". Это мое единственное имущество на сегодняшний день, и расставаться с ним не было никакого желания. Кто знает, как все повернется дальше? Лучше иметь такую смену, чем не иметь никакой. Сама Сабина наверняка ведь не оставила выданное в приюте.

- Штеффи, я тебе подберу одежду из своей старой на первое время, - неожиданно предложила Сабина. - Только оставь здесь это позорище.

- Ты же сама говорила, что меня туда могут и не взять, если хозяйке не понравлюсь, - возразила я. - К чему мне тогда твоя одежда? Для фабрики она совсем не подходит. Да и одеяло, пусть даже такое страшное, лишним не будет.

- Ты с этим узлом выглядишь как деревенщина, впервые приехавшая в Гаэрру, - прошипела Сабина. - Я не могу тебя в таком виде вести к хозяйке. Она такой типаж терпеть не может. Сразу откажет! А у меня сил уже нет в одиночку там работать!

Она надулась от злости и почти на меня кричала. Можно подумать, от этого несчастного узла с моими вещами зависит все ее жизнь. Неожиданно мне захотелось развернуться и оставить ее здесь сотрясать воздух в одиночестве. Но я пообещала Регине, что попробую получить это место. Поэтому я постаралась успокоится и предложить что-нибудь, устраивающее нас обеих.

- Можно оставить мои вещи у тебя, а потом пойти в лавку, - предложила я. - Сразу и квартиру покажешь.

Сабина успокоилась тут же, как будто из нее вышел закачанный воздух, а новому взяться было неоткуда.

- В самом деле, тогда тебя и переодеть можно будет, чтобы совсем уж прилично выглядела, - довольно сказала она. - Пойдем уж, и так из-за тебя столько времени потратили. Хозяйка очень недовольна была, что пришлось меня отпустить. Обычно в это время она еще спит, а так пришлось встать за прилавок.

- Спит? Ну ничего себе, - поразилась я. - Полдень почти. Как можно столько спать?

Я прижала узел покрепче и двинулась за ней вслед. Размышления о возможной работодательнице не радовали. С таким подходом и разориться можно очень быстро. Рассчитывать на то, что Сабина будет усердно работать без присмотра, я бы не стала. А еще вполне в ее духе было бы деньги за проданный товар совершенно случайно положить в собственный карман, а не в кассу.

- Часть снадобий, что у нас продаются, можно делать только ночью, - поясняла Сабина уже на ходу. - Вот она утром и отсыпается. Продавщицам дает ключ, чтоб ее в это время не беспокоили. Да и утро - очень спокойное время, надо признать. Наши клиентки обычно спят, даже если по ночам не колдуют. У богатых дамочек - свой распорядок дня, а бедные к нам не ходят.

В ее голосе прозвучала такая горькая зависть, что я невольно подумала, зря она поторопилась с замужеством. Она же говорит, что ходят в эту лавку клиенты с деньгами. Глядишь, и подвернулся бы кто-нибудь, жизнь с которым позволила бы ей дрыхнуть целый день и ни о чем не думать. С другой стороны, товар довольно специфический, мужчины им мало интересуются, нужно было ей устраиваться продавать галстуки или трости. Может, ее муж - самое приличное, что ей попалось за все это время?

Сабина шла очень быстро, не желая терять время еще больше, поэтому все разговоры прекратились - трудно бежать, стараться не уронить объемистый тюк и говорить на разные отвлеченные темы. Да и не настолько мы с ней были близки, чтобы вот так, по-приятельски обсуждать новости из жизни общих знакомых. Боюсь, ее совсем не интересовали общие знакомые по приюту, а других у нас и не было и, вполне возможно, не будет. Так что я даже не пыталась задавать интересующие меня вопросы. Понятно же, что если меня возьмут, Сабина расщедрится и выдаст мне нужные сведения, а если не возьмут - резко потеряет ко мне интерес и мои вопросы так и останутся не отвеченными. Двигалась она резко, на поворотах юбка иной раз даже немного захлестывалась вокруг ног, показывая не только изящные туфельки, но и некоторую часть ноги, начиная от лодыжки. Наверно, будь я мужчиной, это зрелище меня бы привлекло, а так я лишь подумала, что монахини к этому отнеслись бы не слишком одобрительно.