Людмила Милевская - Восход Черной луны Страница 4

Старуха, деловито закуривая трубку, ласково вымолвила несколько фраз на своем странном певучем языке, и из шатра появилась молодая девушка в ярком, подчеркивающем стройную фигурку наряде.

Ее неожиданно светлые для цыганки волосы удивительно оттеняли смуглую кожу лица и блестящей волной спадали на плечи.

На груди в несколько рядов поблескивало монисто, а запястья точеных рук (с изумительно тонкими кистями и длинными пальцами) украшали многочисленные браслеты. Но самым привлекательным и чарующим было лицо девушки.

На прекрасном этом лице жили своей таинственной жизнью огромные, темные, почти черные глаза, опушенные густыми длинными ресницами. Глаза — от взгляда в которые голова кружилась, как от прогулки по краю бездонной пропасти.

Юная цыганка походила скорее на принцессу из древней восточной сказки, чем на типичную представительницу своего народа.

Увидев Андрея, она смутилась от неожиданности, и тонкая прозрачная кожа ее щек запылала предательским румянцем. Выслушав старую цыганку, девушка согласно кивнула и исчезла.

Арсеньев отнюдь не был монахом: он нравился женщинам и многие из них нравились ему. Дважды в жизни капитан готов был переступить вместе со своей избранницей порог ЗАГСа, но в последний момент отступал, справедливо полагая, что чувств, которые он испытывает, для столь серьезного шага явно недостаточно.

В промежутке же между приступами влюбленности, оказывавшимися на поверку не неисцелимой любовной болезнью, а лишь легким амурным недомоганием, Андрей легкомысленно предпочитал отношения, ни к чему не обязывающие.

То, что он почувствовал здесь, в цыганском таборе, выходило за рамки его понимания. Он взглянул в огромные, широко распахнутые глаза девушки и ощутил, что падает в их бездонную черноту, падает, теряя всякое представление о времени и пространстве, о том, кто он и почему здесь находится. Впервые в жизни бойкий на язык Андрей не смог выдавить из себя ни одной связной фразы.

Голос старухи скользил по поверхности его сознания, заставляя Арсеньева давать односложные ответы, но не затрагивая того странного глубинного процесса, который происходит в нем. Мысленный взор Андрея сконцентрировался на облике девушки, не желая расставаться с ним и продлевая мгновения сладкого падения в бездну удивительных ее глаз.

— Тебя как зовут?

Арсеньев наконец осознал, что старуха уже дважды повторила вопрос.

— Андрей, — едва слышно ответит он, еще плохо соображая, где и зачем находится.

— Служишь здесь, сынок?

Старая цыганка внимательно разглядывала Арсеньева.

— Да, летаю вот… — Андрей показал рукой на небо, по которому плыли легкие белые облака. — Служу в общем.

— Летаешь? — удивилась старая женщина.

— Ну да, летаю, — подтвердил Андрей, — я ведь летчик.

— И что же привело небесного странника к нашему земному народу?

Арсеньев вкратце и вполне тактично рассказал старухе о том, что волновало его командира. Она помолчала и, повернув к нему неподвижное свое лицо, спросила:

— Чем же может табор помешать вашим железным птицам? И что плохого, если люди послушают наши песни? Или нехорошо поем?

Андрей смутился.

— Нет, хорошо, конечно, очень хорошо, но ведь здесь нельзя вам быть. Здесь аэродром… военный… — растерянно сказал он, внутренне сожалея уже, что не слышат этих песен.

Старуха смерила его гордым взглядом и непонимающе пожала плечами:

— Почему же тогда нельзя, если мы никому не мешаем?

«О, господи! — подумал про себя Арсеньев. — Ну как мне объяснить этой древней старухе, почему нельзя располагаться табором на территории воинских подразделений? Для нее ведь все параграфы и положения военных уставов — чушь, о которой даже говорить невозможно.»

Андрей уже было, собравшись с духом, решил найти доступные слова, но в этот самый момент вновь появилась девушка, в руках у которой был тяжелый медный чайник, и он, снова пораженный ее магической красотой, тут же растерял не только все слова, но и мысли. Окаменел капитан и не в силах оторвать от красавицы взгляда сидел он безмолвно, зачарованный неземной прелестью ее смуглого лица и завораживающей пластикой грациозных движений.

Все тот же напевный голос старухи и в этот раз вернул его, к действительности:

— Что, Андрей, понравилась внучка?

Глаза старухи понимающе улыбались. Он взглянул в эти светящиеся мудростью, прозорливые глаза цыганки и вдруг совершенно неожиданно для себя откровенно выдохнул:

— Понравилась.

— Что ж, и неудивительно, — доброжелательно произнесла старуха. — Твое дело молодое, а Ляна моя, и правда, красавица.

Она помолчала, проницательно посмотрела на парня и, вздохнув, добавила:

— Только влюбляться в нее тебе не стоит. Она родилась и умрет свободной, а ты хоть и крылатый, да крылья твои железные и летят — куда прикажут. У нее же душа крылата, а разве могут сравниться даже самые вольные птицы с полетом свободной души? Разная у вас жизнь. Вот и выходит, что не пара вы с ней.

«Вот ведьма, мысли мои она что ли читает? — с удивлением подумал молодой капитан. — Иначе как ей могло прийти в голову заговорить о любви, когда я первый и последний раз ее красавицу-внучку вижу?»

Андрей не заметил, как и откуда перед ними появился складной столик, а на нем железные кружки, сахар и банка с растворимым кофе, выглядевшая здесь, посреди этого кочевого стана, предметом странным и противоестественным. Девушка, от которой он не мог оторвать глаз, разлила по чашкам крутой кипяток и исчезла, оставив в душе Андрея чувство сожаления о том, что он не сможет больше любоваться ее ловкими грациозными движениями.

Арсеньев уже почти отбросил мысль о том, чтобы убедить упрямую старуху в невозможности пребывания цыганского табора на территории летного поля, понимая, что все его доводы будут значить для нее еще меньше, чем он мог бы предположить. Однако цыганка, словно прочитав его мысли, сказала:

— Здесь удобное место для стоянки — родник рядом…

Она махнула рукой в сторону расположенной довольно далеко железной дороги. На сбегающих к железнодорожному полотну склонах «бугорка» (как все здесь называли заросшие полынью и лебедой возвышенности) пробивались многочисленные роднички.

— Наши мужчины оттуда на лошадях такую вкусную воду привозят! — продолжила цыганка. — И до города недалеко и неблизко. Но ты передай своим летчикам, что мы скоро уйдем. Здесь действительно не место нам. Шум стоит такой!.. Лошади то и дело пугаются, нервничают. Вот приведем себя в порядок, починим кибитки — и в путь. Так что песни наши недолго будут тревожить твоих друзей.