Сергей Фомичев - Ренегат Страница 4

Призвать демона… здесь абракадабра… и открыть тайные врата.»

— Авгала?

— Предположительно, это его захоронение было обнаружено восемь лет назад под Нукусом. Ну, то есть имя так читается только по Соняшникову. В литературе, да и в народе, усыпальницу называют Курганом Старца. И знаете, там на полу действительно изображён гороскоп. Нет, не предсказание, а карта планет и звёзд.

— А перечисленные вами зверушки как раз и пропали из Института Археологии Востока.

Буртин подавленно молчит.

— Листочек я заберу. Мало того, вы мне подпишите ещё один. О неразглашении.

Сомнений не осталось, рыжьё из хранилища выкрал Соняшников. То есть самая первая, и основная версия следствия всё-таки подтвердилась. Но что-то не даёт мне покоя.

И я понимаю что именно. Соняшников! Он никак не тянет на преступника. Он выглядит как жертва. Вот! Не преступник, а жертва.

Допустим, получил подтверждение своей гипотезе. Позаимствовал из хранилища экспонаты и сорвался в Нукус. Собирался проверить гипотезу на месте, быстро закончить и вернуть ценности в хранилище, пока их там не хватились. Именно так. Иначе не стал бы он светиться в аэрофлоте, поехал бы поездом. Да и не поехал бы вообще. Зачем?

Но он поехал, и его ограбили.

Кто? Демоны? Повылазили из могилы и, наваляв непрошеному гостю люлей, отобрали все артефакты, словно спички у ребёнка?

Кто же тогда преступник? Получается демоны. Это да, это по нашему ведомству, но что-то не очень верится…

Не с того конца я зашёл, вот что. То есть, зашёл с конца, а надо бы с начала. Откуда учёный неудачник мог получить уникальный текст? Вот основной вопрос философии. На раскопки он не ездил уже несколько лет. В научный оборот этот текст не вводился. Только два возможных ответа: либо Соняшников случайно наткнулся на него в хранилище, либо подсобил свой собрат, учёный.

Перерыть хранилище в одиночку — работа для Геракла. Я в герои не лезу. Припираю главного хранителя к стенке и требую подать на гора весь массив по байбарской культуре. Тот подаёт.

На поверку массив оказывается не таким уж и обширным. К счастью, байбары, или как там они называются, не отличались любовью к эпистолярному жанру. Книг они тоже не придумали, и писали только на предметах.

Ничего я не нахожу. То есть всякого подписанного добра пылилось изрядно (аж четырнадцать единиц хранения), но совпадений не обнаружилось. Я понимаю, что был не прав. Что Соняшников давно, вдоль и поперёк изучил эти четырнадцать надписей. И значит, разгадку нужно искать среди живых.

А тут кроется опасность. Возьмись я допрашивать кого-то из институтских, и об этом узнают все. Никакими подписками о неразглашении свой интерес мне не утаить. И тогда возникает риск предупредить того единственного, кто подсунул Соняшникову текст.

Следовало подобраться к институту исподволь. Со стороны.

Буртина я уже допросил. Остались Игорь Мохолапов и Катя Старинова, бывшая подруга Соняшникова, которую, кстати сказать, мои коллеги из МВД так и не удосужились навестить.

Из автомата набираю номер Совинторга. Представителям моего учреждения отказывать не принято и Мохолапова быстро зовут к трубке.

— Вы где сейчас? — спрашивает он.

— В ИАВ.

— Я живу там неподалёку. Мы можем встретиться у меня, или в скверике перед кинотеатром «Алтай».

— В скверике.

— Через полчаса. Скамеечка возле фонтана.

— Договорились.

В щёголе, одетом в заграничный костюм, издалека узнаю Мохолапова.

— Что с Андреем, его нашли?

— Нашли. Правда он не в себе и пока не может говорить. Чтобы не сесть надолго, ему нужна помощь.

— Можете располагать мной.

— Вы владеете фарси, не так ли?

— Практически с детства. Отец работал в Тегеране.

— У меня возникли затруднения с переводом некоторых слов, — протягиваю блокнот, куда выписал непонятые Буртиным фрагменты. — Вот тут какая-то ночь.

Мохолапов действительно знает фарси.

— Ночь девичьей смерти, — отвечает он. — Поэтический синоним новолуния.

— Увлекаетесь поэзией?

— Соняшников приохотил. И знаете, в моей нынешней работе от этого больше толка, чем от экономических пособий.

— Почему вы ушли из науки? Буртин вон перешёл в другой институт…

— Димке хорошо. У него древние греки в запасе были. А мы с Андрюхой на байбарские памятники с учёбы запали. Куда от них уходить? В подмастерья к какому-нибудь жлобу?

— Не понял…

— Знаете, какое болото эта наука? Старики сидят на своих темах, гипотезах, теориях, и выметают всякого, кто думает поперёк. Задача молодого учёного сходна с вашей — добывать доказательства в пользу концепции вышестоящего начальника. Никакой свободы, пока сам в начальники не выйдешь. Но тогда бывает уже поздно заниматься наукой.

— Но вы терпели почти восемь лет?

— Андрюха меня держал. Ему я согласен был помогать.

Я сую Мохолапову светокопию заплатки.

— Что скажете?

Минут пять он шевелит губами. Потом спрашивает.

— Это из-за него Андрюха?..

— Возможно.

— Детский сад. Из приключенческих романов текст. Про пиратов и искателей сокровищ. Только Андрей и мог такому поверить. Жаль, не посоветовался с друзьями…

Отправляюсь к Екатерине Стариновой. Она уже в курсе, никаких вводных не требуется.

— Мы года два не живём вместе.

— Почему вы расстались?

— Он стал каким-то замкнутым и раздражительным. А кроме меня срываться ему было не на ком.

— Вы были на его дне рождения?

— Да.

— Ничего странного за ним не заметили? Он не говорил о найденной рукописи или чём-то подобном?

— Нет. Думаю, он не удержался бы и рассказал друзьям. Их дружба ведь только воспоминаниями и жила. Печально.

— А когда вы жили вместе, он делился с вами идеями, рассказывал о работе?

— Даже на раскопки брал. Жутко интересно, но всё лето в палатке жить мне надоедало.

— И про свою теорию рассказывал, про дешифровку?

— К этой мысли, как я думаю, его подтолкнул Игорь. Он генерировал идеи пачками, и ему не жалко было одной для друга. А Соняшников уцепился, как за откровение…

— А коллеги из института, особенно старшие, не питали какой-нибудь ревности к Соняшникову? Научную ревность я имею в виду. Знаете, завидовали успеху?

— Нет, мне не показалось.

Итак, пора осаждать институт. Начнём с самого верха. С директора. С Даниленко.

Совсем он не похож на того профессора из «Джентльменов удачи», что носился со шлемом Александра Македонского. Плотный мужик с волевым лицом. Знает чего хочет и прёт как бульдозер. И на меня поначалу пытается переть.