Вячеслав Шалыгин - Формула Вечности Страница 40

Как только Туманов вернулся в Реальность в своем новом качестве, ситуация вышла из-под контроля, и Враг решил замести последний след – убрать Храмовникова. И вот тут-то Вечность преподнесла сюрприз. Хамелеон вернулся, как и Туманов. А затем вернулась и его сестра.

«Значит, Враг все-таки не так крут, как хочет казаться. И у него нет прямой связи с Вечностью. Иначе она предупредила бы, что меняет условия. Это странно, но это плюс. Будем использовать его в своих интересах, а почему так получилось, подумаем позже».

Вообще на потом следовало отложить практически все, кроме мозгового штурма по теме крота. Об этом Джонатан размышлял всю дорогу до офиса и с этого начал, едва усевшись в кресло перед ясными очами бригадира Островского и мутноватыми глазами адвоката Мартова. Предисловий обоим не требовалось, они видели репортаж о встрече, слышали каждое слово и даже имели возможность изучить запись беседы в виде распечатки – бригадир любил вникать в особо сложные проблемы по старинке, с листа, делая карандашные пометки на полях.

– Ты прав, – выслушав соображения Джонатана, сказал Островский, – темой крота нам следует озадачиться в первую голову. Вот только с чего начать?

– Прижать всех, кто хоть на йоту вызывает подозрение, – уверенно сказал Джонатан. – У меня в черном списке не меньше десяти Вечных.

– Пардон, подозрение в чем? – спросил Мартов. – В корысти и предательстве? Ты смеешься? Этак можно взять за жабры каждого второго. За века у любого из нас столько скелетов в шкафах накопилось – терракотовая армия отдыхает. И что значит прижать? Запереть в подвале и припугнуть Хамелеоном? Мастера с нас шкуры снимут за такие дела, господа мои хорошие.

– Это понятно, но с чего-то же надо начинать, – Джонатан задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику. – Что предлагаешь ты?

– Начать с яйца, как говорили в Древнем Риме. – Мартов потянулся за фляжкой во внутренний карман, но передумал. – Мы договорились, что Враг – помесь Вечного и Хамелеона, верно? Ну, так давайте от этого и будем танцевать.

– Давайте, – Джонатан кивнул. – Танцуй.

– Пожалуйста, – Мартов все-таки достал фляжку и сделал глоток. – Вы можете порезать меня на стейки, но я не поверю, что о порочной связи одного из Вечных с Хамелеоном никто в Цехе даже не догадывался. Не знал наверняка – возможно, но подозрения, а следовательно, и пара доносов в Совет должны были появиться всенепременно. Ведь мы знакомы друг с другом очень давно, и заметить изменения в поведении товарища или хотя бы учуять от него подозрительный запах – не проблема.

– Проблема – придать этому значение, а главное – сделать выводы, – заметил Островский.

– Согласен с вами, бригадир, на сто процентов. Мы очень невнимательны. Преступно невнимательны. И все же… Да, такой щекочущий нервы роман не мог быть слишком долгим, но и случайной связью он вряд ли был. То есть некоторое время, допустим, полгода, некий Вечный ходил налево – куда конкретно, не признавался даже лучшим друзьям, возвращался взвинченным, но удовлетворенным и сразу отправлялся в сауну, где после его посещения еще долго воняло серой, несмотря на ароматные масла.

– Не совсем серой…

– Я утрирую, бригадир, но для пользы дела. Неужели никто из окружающих не обратил на такое странное поведение нашего условного Вечного ни малейшего внимания? Сделать вывод, что этот ловелас-извращенец таскается на случки с Хамелеоншей, было бы слишком круто, вряд ли такая дикая мысль пришла бы кому-нибудь в голову, но заподозрить, что Вечный занимается чем-то незаконным, кто-то был просто обязан. В случае если наш гипотетический Вечный был женского пола, все еще проще. Беременность от неизвестного субъекта, наверняка тяжелое течение, затем не менее тяжелые роды, исчезновение младенца прямо из родовой – ведь оставлять мальчика с явными признаками Хамелеона при себе было бы для мамаши форменным самоубийством – такая детективная история не могла не отразиться в архивах Цеха. У тебя еще не созрела мысль, с чего начать, Джонатан?

– С архива, – Джонатан встал.

– Сядь, – вдруг приказал Островский. – Я был в архиве вчера вечером. Там нет ничего по этой теме. Ни единой бумажки.

– Все-еволод Семенович, – укоризненно покачав головой, протянул Мартов. – Ни для кого не секрет, что вы относитесь к Наталье Августовне с особым трепетом, и я вполне вас понимаю. Натали – редкая женщина, нежная и чарующая, как экзотический цветок. Беспокоить ее по пустякам просто негуманно. Это все равно что без крайней необходимости пройтись по клумбе. Но сейчас на кону очень крупная ставка.

– Полно тебе ерничать, Андрюша, – бригадир поморщился. – Я все отлично понимаю. Я вообще не о том хотел сказать. Ты меня перебил. В архиве нет бумаг не потому, что их не было, а потому, что их изъяли. Натали утверждает, что по приказу старейшин Совета. Где сейчас изъятая папка, ей неизвестно.

– Вы ей верите? – спросил Джонатан.

– Честно говоря… – бригадир замялся, – нет. Слишком уж она напряглась, когда я запросил эти данные. Подозреваю, что папку никто не изымал, но хранится она в особом отделе архива.

– Особые отделы – это как раз по моей части, – уверенно произнес Джонатан. – Если не возражаете, я прямо сейчас отправлюсь в архив и побеседую с Натальей Августовной.

– Не возражаю, – Островский обреченно кивнул. – Только, Джонатан… помягче.

– Могу проследить, – с усмешкой предложил Мартов. – Подскажу пару фраз, подобающих для ушей столь изысканных дам, и вообще, сглажу брутальность визитера своим светским лоском и обаянием.

– О чем ты? – Джонатан смерил адвоката уничтожающим взглядом. – Алкозельцер прими, пока я хожу, а то уже бредить начал. Так и до белой горячки недалеко.

– Господа, давайте работать, – строго сказал Островский. – Время дорого, как никогда.

– Какая занятная игра слов, – Мартов снова приложился к фляге. – Время дорого, как никогда. А сколько оно стоит, это «никогда»? Никогда не узнаем. А жаль…

…Наталья Августовна была любезна, но заметно напряжена. И дело заключалось не в том, что к ней вдруг пожаловал сам начальник Службы цеховой безопасности, дело заключалось в том, что пришел он с тем же вопросом, что и Островский. Поначалу архивная дама цвела и благоухала, даже немного флиртовала, но, как только Джонатан заикнулся о секретной папке, Натали увяла, сцепила пальцы и поджала губки, отчего сразу же стала выглядеть на все свои семьсот с хвостиком. Профессиональная, отточенная веками любезность при этом никуда не исчезла, но стала прохладной, как мрамор.

– Ах, милый Джонатан, неужели вы думаете, что я стала бы вам отказывать в такой малости? Этому нет решительно никаких причин, кроме одной, самой банальной, – папка изъята из архива примерно год назад по устному указанию самого мастера Шуйского.