Евгений Дембский - Властители ночи Страница 42

Гостеприимное нутро японской машины встретило меня сухой прохладой, в отличие от мокрого американского холода на улице; я включил обогреватель, проверил время. Как наручные часы, так и часы на приборной панели, и те и другие, впрочем, японские, показывали час семнадцать. Мои же внутренние, биологические, убеждали меня, что сейчас чуть больше двадцати семи. Я зевнул так, что затрещала челюсть.

Я попытался встряхнуться, но недостаточно энергично. С тоской подумалось о сигарете, о вкусном и крепком «Уинстоне». Сердце забилось сильнее, а рука сама дрогнула и потянулась к «бардачку»; я не стал сопротивляться, сочувственно улыбаясь. Сквозь залитое дождем переднее стекло я заметил какой-то автомобиль, водитель которого остановился и ждал, мигая огнями, пока я освобожу место у аптеки; пришлось ехать. Я еще немного покружил по городу, без особой цели, но и без особых разочарований. В конце концов, решившись ехать в Редлиф, я не питал иллюзий, никто меня сюда не манил и ничего не обещал. Я сказал себе, что поищу какую-нибудь хорошую забегаловку, и дело кончилось ирландским баром, где я неожиданно обрел силы, воодушевление и аппетит. Я съел картофельный салат, морского окуня, запеченного в рисе с яйцом, полив всё это томатным соусом, плюс два ломтя паштета, и выпил бутылку пива. Официант столь настоятельно рекомендовал попробовать ирландского виски, что я, хотя уже имел на этот счет не лучшие впечатления, поддался и пошел к бару. Идея оказалась не самой лучшей: напитку было лет пять, но я посадил бы его еще на столько же без права освобождения за хорошее поведение.

Попросту говоря, ирландцы не умеют двух вещей — любить англичан и производить хорошее спиртное.

Когда я вышел из бара, было уже почти полтретьего. Входя в отель, я посмотрел на часы — без пятнадцати три. Я немного побеседовал с Дж. Р. Паунсом, задав вопрос, когда отель намерен положить конец дождю, но он, похоже, не был расположен к шуткам, возможно, ему это и не требовалось при наличии то ли жены, то ли матери, владеющей двумя магазинами в подземном этаже самого большого редлифского отеля. Он лишь немного подумал и беспомощно пожал плечами. Я решил его немного поучить:

— Знаете, есть такой анекдот: раздраженный постоянным дождем и туманом гость с континента спрашивает английского портье: «Когда тут у вас, черт побери, бывает лето?», а портье, подумав, ему отвечает: «Трудно сказать, в прошлом году оно было в пятницу».

— Отлично, — с серьезным видом, словно оценивая обивку гроба, ответил он, и то через несколько секунд.

Я понял, что придется поискать другую тему для разговора. На ум пришла только одна.

— Передайте миссис Паунс мою благодарность за то, что она держит здесь магазины. Без них у меня были бы проблемы. Притом немалые.

Он неприязненно посмотрел на меня. Я понял, что они в разводе.

— Спасибо, жена будет рада.

Мне стоило немалых усилий не дать ему пинка под зад, но я лишь улыбнулся и отошел от стойки. В холле я купил местный еженедельник «Мэйпл». Двое умерли, никто не родился. Редакция, видимо, еще не знала, что в городе появилась новая персона.

Я отправился в бар. В нем оказалось пусто и уныло, обстановку явно проектировал тот, кто считает вечера в баре бессмысленной тратой времени, так что здесь не было ничего такого, чего не было бы в ста восьмидесяти тысячах подобных баров. Меня всегда раздражали люди, рассказывавшие, что обнаружили неподалеку от работы прекрасный бар. «Знаешь — дерево, бокалы под потолком, тщательно отполированное зеркало, ворчливый, но вполне дружелюбный бармен». Этого мне было достаточно, чтобы быть уверенным, что бармен их дурачит, притворяясь, будто они какие-то особенные гости. Именно таким был бармен в отеле, который, словно примадонна, ждал, когда я начну добиваться от него проявления дружеских чувств. К счастью, несмотря на мой резкий тон, он дал себя уговорить на тройной кофе для меня и для меня же — стаканчик «Сигрэма» без воды и льда. Он слегка поколебался, подавая мне выпивку, но не стал вступать в разговор. Дружелюбный городок, теплая, радушная провинция! Я сел за столик, чтобы тщательно просмотреть содержимое бумажника, подогревая и подзаводя свой организм глотками кофе. Когда-то давно я обнаружил, что смесь горячего кофе с благородным виски вызывает весьма приятные ощущения и действует возбуждающе. Чувствуя, что за мной тайком наблюдают, я спокойно проглядел отделения бумажника; обычно у меня всё там уложено таким образом, что я с большой уверенностью могу определить, не копался ли кто внутри, но после вчерашнего бега под дождем, транспортировки беспомощного тела, переодевания и сушки могло случиться всякое. В том числе и то, что две кредитные карточки были перевернуты по отношению друг к другу. В конце концов, должны же были они знать, чье мокрое тело валяется на диване в гостиной.

Я дождался до двадцати минут четвертого, может быть, даже досидел бы до четырех, но в бар вошла какая-то пара и начала шумно демонстрировать свою старую дружбу с барменом. Я мог поспорить на неиспользованную зубную щетку, что в обоих уже было по два или три «Манхэттена». Не видя больше никаких причин тут сидеть, я вышел в холл, затем поднялся на лифте наверх. В моем номере за время моего отсутствия не случилось абсолютно ничего — точно так же лежали брошенные на кровать новые носки и белье, ботинки сохли на ковре, даже телефонная трубка лениво дремала на краю умывальника. Я почистил зубы и сунул в рот жевательную резинку. Может быть, поможет.

— Ладно, хватит маразма, — сказал я вслух. — Будем создавать уют.

Я включил телевизор. Не спеша просматривая каналы, я убеждал себя в том, что это прекрасное развлечение. Впрочем, по одному из них шел «Французский связной» , и через несколько минут Хэкману предстояла адская погоня за поездом метро. Кондиционер не работал, а жаль — с его помощью я намеревался изгнать из помещения влажность и даже воспоминания о ней. Телефонные звонки: в сервис, в компанию «Гертц» — продлеваю прокат автомобиля до завтра — и Гришке в Нью-Йорк. Он ответил после седьмого звонка. Его «алло» прозвучало совершенно по нью-йоркски. Я так ему и сказал.

— Теперь мне уже не жаль тех часов, которые я потратил на твое обучение, — добавил я.

Он рассмеялся. Это была его слабая сторона — он не умел смеяться как американец и никогда уже не научится. Он смеялся значительно более сочно и звучно, задействуя какие-то неизвестные мне голосовые связки. Когда-то я сам так пытался, у меня заболела диафрагма, и я довел его до спазмов смеха, но мне так и не удалось даже в первом приближении засмеяться по-европейски.

— Однако у вас комплексы, — сказал он тогда, вытирая слезы, а я вынужден был признать его правоту.