Дэн Симмонс - Флэшбэк Страница 44

Он израсходовал весь флэшбэк, полученный от Сато, и проспал с середины воскресенья до самого утра. С заядлыми флэшбэкерами случалось такое — полная отключка, которая могла выглядеть как сон, вплоть до быстрых движений глаз. Только сном это не было — по крайней мере, тем глубоким сном, который требуется человеческому мозгу. Поэтому раз в две-три недели флэшбэкеры впадали в бесчувствие и спали сутки напролет, а то и больше.

Если не считать головной боли, какой не бывает и при самом тяжелом похмелье, Ник вынужден был признать, что чувствует себя посвежевшим.

Но вот загвоздка, ничто вокруг него: ни бульвар Спир с пышными деревьями, ни шум машин на двух полосах для простонародья, ни низкое скейтбордное гудение водородных автомобилей на ВИП-полосе, ни сотни самодельных хижин вдоль жалкой речушки Черри-Крик, протекавшей между велосипедными дорожками в пятнадцати футах ниже уровня улицы, — не казалось реальным. Так случалось всегда последние лет пять, но в этом месяце все, кажется, стало еще хуже. Часы под флэшбэком, проведенные с Дарой, были реальностью, а вот эта идиотская интерлюдия с Сато или импровизация плохих строк плохими актерами в плохо написанной, плохо поставленной, плохо сыгранной пьесе реальностью определенно не были.

Ник Боттом запутался от многоцелевого использования флэшбэка. Он употреблял наркотик, чтобы восстановить допрос Данни Оза почти шесть лет назад. А также — как делал это каждый день последние пять с половиной лет — чтобы провести время с умершей женой.

Но кроме того, он пребывал под флэшбэком, пытаясь выяснить, где могла быть Дара в ночь убийства Кэйго Накамуры.

Тем вечером его послали с заданием на Санта-Фе-драйв, у границы ничьей земли, отделявшей владения реконкисты. Ник сидел на заднем сиденье полицейской машины без опознавательных знаков; два детектива впереди него наблюдали за домом главаря группировки боевиков, который, насколько они знали, поставлял в город наркотики и оружие. Штатному детективу по особо важным делам Нику Боттому незачем было сидеть в этой машине и участвовать в наблюдении. Но в первый год после повышения у него в голове вертелась дурацкая мысль: можно делать чистую работу в офисе, ведя расследования, и одновременно не терять связь с грязной улицей и ее обитателями — уголовниками и копами.

Оказалось, что нельзя. Мысль была дурацкой.

Два детектива, сидевшие спереди (Камминс, детектив третьего ранга, прослуживший семь лет патрульным и меньше года работавший следователем, и Коулмен, ветеран денверской полиции со стажем в двадцать пять лет, из которых девять он служил детективом первого ранга, как и Ник), дали понять Нику, что проку от него этим вечером столько же, сколько пресловутой рыбке от не менее пресловутого зонтика.

Но Ник все равно торчал в машине, дрожа от холода: батареи выключили — берегли зарядку. Он вдыхал хорошо знакомый ему густой дух засады: смесь запахов пота, виниловой отделки старого автомобиля, кофейного дыхания и — время от времени — беззвучных, но убийственно-пахучих пуков с переднего сиденья. Что поделать — он любил все это в те годы, когда работал на улице.

Воспроизведя этот час под флэшбэком, Ник вспомнил, что позвонил Даре незадолго до полуночи. Он собирался сделать это раньше, но пришлось сходить на угол в круглосуточную забегаловку и взять кофе для товарищей. Дара тогда не ответила на звонок. Это удивило Ника, но не обеспокоило. Тем вечером — Ник вспомнил об этом только благодаря флэшбэку, восстановив ход событий с одиннадцати до двенадцати, — он сказал ей, что задержится допоздна, но не говорил, что будет на улице. Дара часто выключала телефон, если знала, что Ник в безопасности — сидит себе в своем кабинете.

В ту ночь, как вспомнил теперь Ник, он проспал часа три на диване в Центральном управлении. Разбудили его после звонка начальника управления, поручившего Нику и его напарнице К. Т. Линкольн расследование убийства Кэйго: мол, выехавшим на место дежурным следователям не хватает опыта для ведения такого дела с политической подкладкой. На Ника тогда еще возлагали много надежд, а благодаря К. Т. Линкольн их тандем выглядел сбалансированным в расовом, гендерном и сексуально-ориентационном плане. (Начальник управления сказал, что доверил бы это дело следователю-японцу, но такового у них не нашлось. И вообще, признался шеф, во всей денверской полиции был лишь один сотрудник японского происхождения. Эта женщина работала первый год, патрульным, набивая шишки и набираясь опыта в районе Пяти Углов. За дело пришлось браться Нику Боттому и К. Т. Линкольн.)

Ник взял пятнадцатиминутную ампулу, чтобы воспроизвести свой звонок Даре тем утром. Она почему-то восприняла эту новость совершенно спокойно, хотя раскрытие убийства Кэйго дало бы резкий толчок карьере мужа. Как помощник заместителя окружного прокурора, Дара прекрасно это понимала. Голос у нее был усталым, чуть ли не больным. Когда Ник сказал, что звонил ей около полуночи, последовала пауза — более заметная для второго Ника, восстанавливающего это мгновение под флэшбэком, чем для реального Ника, напичканного в то утро кофеином. Потом Дара сказала, что приняла лекарство, выключила телефон и рано улеглась спать.

Дара — в ту ночь, на той улице, где стоял дом Кэйго. Лицо ее, мелькнувшее на три секунды в видеоролике, преследовало Ника: ничто так не преследовало его после смерти жены. Он загрузил видео в свой телефон и просмотрел этот кусок с десяток раз в своем боксе, на здоровенном трехмерном экране высокого разрешения, пытаясь получить как можно более четкое изображение. Иногда он был уверен, что видит Дару. А иногда, напротив, что это совсем не Дара — другая женщина, ничуть на нее не похожая.

Кроме того, он три раза по пятнадцать минут флэшбэчил на телефонный разговор с женой тем утром, когда сказал ей об убийстве Кэйго, а потом снова и снова — на первую встречу с Дарой вечером того дня.

Не вела ли она себя неестественно? Не вела ли она себя так, будто скрывала что-то от Ника?

Он сходил с ума?

Или уже сошел давным-давно?

Место, которое все теперь называли «„Шесть флагов“ над евреями», находилось слева от виадука, где бульвар Спир пересекался с I-25. По другую сторону шоссе, на холме, к юго-западу от комплекса разбросанных зданий, возвышался центр временного содержания ДВБ «Майл-хай».

Нику было в какой-то мере любопытно: почему парк аттракционов, превращенный в центр временного содержания, носит название «Шесть флагов»? Ведь сеть аттракционов «Шесть флагов» владела им всего лет десять, в самом начале века. В течение ста с лишним лет до этого и пары десятилетий после этого парк назывался «Элитч-гарденз».