Светлана Чехонадская - Саваоф Страница 44

— Следователь? По-моему, тоже. Взяточник, не иначе.

— Ты уже спала с ним?

— Я?!

Марианна смотрит на меня со снисходительной усмешкой. Иногда она верит, что я не изменяю мужу, иногда — нет, но всегда не одобряет этого.

— Для кого ты бережешь ее?

— Кого?

— Невинность, которой давно нет.

— Что за глупый вопрос! Ни для кого!

— Неужели ты не понимаешь, чего лишаешься? Или придуриваешься? Знаешь, давно хотела поговорить с тобой по душам. Ты такая хитрая!

— Я?!

— Когда ты заявила, что называла эти свои секретные коды, я даже не удивилась. «Ну, вот она и раскрылась!» — так я подумала.

— Марианна, всякой шутке есть предел!

— Ах! — саркастически произнесла она. — Мы обиделись! И что ты теперь сделаешь? Уйдешь? Я же вижу — тебе от меня что-то нужно!

Нет, она неплохая баба, в сущности. Но у нее есть несколько постулатов, в которые она свято верит и которые, на мой взгляд, сильно искажают ее природный характер.

Первый — это, конечно: «Все мужчины — сволочи».

Этому постулату много лет. Его нельзя ни доказать, ни опровергнуть, поскольку он совершенно пуст. Я не люблю такие псевдоистины — какая от них польза? Марианна утверждает, что владение знанием о сволочной натуре мужчин вооружило ее, сделало неуязвимой в войне, которую она называет личной жизнью.

Я-то не считаю личную жизнь войной, мне поэтому были бы крайне неудобны шлем и латы — представьте себе мирного пахаря (а в любви я мирный пахарь), идущего за бороной в полном рыцарском облачении. Но с другой стороны, может, мне просто повезло на моем поле — что никто не набежал, не наехал, не вытоптал, не сжег?..

У Марианны — другие жизненные обстоятельства.

Ее первый друг был из самых гнусных: все ему было не то. Он ее «лепил» — так этот тип выражался. Он заставлял ее худеть, избавляться от волос, делать себе большую искусственную грудь, вытачивать колени, удлинять подбородок. И каждый раз находил очередной изъян.

Скажите, стоило ли переносить восемь операций и по шесть часов в день скакать перед голографическим тренером, если твой любовник в итоге бросил тебя... знаете, по какой причине? По причине неблагородного происхождения: «Родственники мне не позволят ввести в семью простушку»... Как будто он, гад, не знал, какое у нее происхождение, когда посылал на удлинение подбородка!

— Брось! Я больше взяла, чем потеряла! — сказала мне Марианна, когда сняли последние повязки — в тот раз, по-моему, она заменила ногти на ногах — сделала их удлиненными плюс раз и навсегда лакированными. «Ногти на ногах сразу выдают происхождение!» — сообщил ей любовник на прощание, вот она и отправилась с горя в клинику.

— Он меня научил жизни! Вылепил меня! — Меня аж передернуло от этого слова. — К тому же оплатил операцию на груди.

— Только на груди?

— Ой, можно подумать, что за тебя мужики платят! Это Елена могла бы иронизировать, не ты!

Тогда я еще не была замужем за Алеханом, но все равно заткнулась. За меня и тогда не платили...

Вообще у Марианны в тот период было немало «скульпторов». Один даже предложил ей восстановить девственность! «Для смеха» — сказал он. Мы с Еленой только рты пораскрывали: «Для какого смеха? Кто будет над этим смеяться?» Марианна отмахнулась. Кстати, не знаю, выполнила она его пожелание или нет, мы больше об этом не говорили.

Интересно, что она сама шла на унижения, сама подделывалась под своих любовников, сама становилась глиной в их руках (иногда даже значительно опережая их желания) — а потом взяла и обвинила в том, что они топтали ее человеческое достоинство!

Вот тут и родился постулат о мужчинах-сволочах (думаю, он — прямое следствие постулата «Все мужчины — скульпторы»). Теперь ее позиция стала такова: ни пяди земли, ни сантиметра тела, ни кванта души — никакой уступки!

На этом этапе жизни она имела особенную склонность учить меня уму-разуму.

«Да с них надо только брать, дура! — злобно восклицала она, так что помада осыпалась с накачанных пластоном губ. Внешность ее к тому времени настолько отличалась от внешности моей дворовой подруги Марианны, что я иногда думала: захоти меня кто-нибудь разыграть, выдавая себя за нее, я не замечу подмены — ну, вы знаете облик этих женщин: и эти губы, и эти подбородки, и вечно лакированные ногти на ногах, вы видели их в рекламе косметологических клиник. — Тебе твой на шею сел! Учись у меня и Елены! Я тебе так скажу: если мужик потратил на меня меньше трехсот тысяч в месяц — он не мужик! Они ведь ценят только то, за что платят! Если он вложил в нее сто миллионов, он будет всегда помнить: она стоит сто миллионов! Ему же плевать, какая она, как выглядит. Потом твои требования к мужику — это водород для его двигателя! Меньше топлива — ниже скорость. Нет требований — он вообще остановится. Так и проживет всю жизнь амебой! Вот как твой... Это мужик? Нет, это велосипед. Да, велосипед! Думаешь, ты его любишь? Любит тот, кто толкает вперед! А толкать вперед можно только постоянными требованиями: купи, купи, купи!»

...Жертвовать и использовать — не две ли стороны одной медали?..

В любом случае, и то и другое не соответствовало ее натуре. Бывают женщины, для которых жертвенность очень органична, бывают и такие, как Елена — требующие с мужчин не из философских соображений, не потому, что так надо, а одновременно с дыханием — и, как собственное дыхание, не замечающие этих требований. Я иногда наблюдала за Еленой — с улыбкой и уважением — видела тончайшие интриги в ее поведении, еле уловимые хитрости, ее стратегию, ее тактику; я замечала все это, а она сама — нет. Вот как мы замедляем дыхание, или наоборот начинаем дышать быстро и глубоко — в зависимости от обстоятельств — и даже отчета себе не отдаем в этих изменениях, так и Елена не замечала собственной мудрости в весьма и весьма требовательных, но чрезвычайно тонких отношениях с мужчинами. Марианнина же якобы шутливая и кокетливая меркантильность отличалась грацией слона в посудной лавке. Ее философия была насилием над ее природой, поэтому ни из ее жертвенности, ни из ее требовательности ничего не вышло.

Второй постулат моей подруги: «Все люди — сволочи».

Она твердо верит в свою истину и при этом снисходительна к людям, готова им многое прощать, со многим мириться — но пусть только не вздумают подвергать этот постулат сомнению! Вы можете сделать любую подлость, и она вас охотно простит, если вы объясните эту подлость своей сволочной природой. Но если вы допустите самую незначительную ошибку и при этом осмелитесь утверждать, что это была просто ошибка, никак не характеризующая ни вас, ни природу человека, — то прощения не будет.