Мартин Скотт - Фракс и пляска смерти Страница 44

— Неужели вы не можете использовать свое влияние? Обвиняет меня Вадинекс, который, как вам известно, — подручный претора Капатия.

Цицерий прекрасно знает Капатия. И не только потому, что это богатейший человек нашего города, но и потому, что претор — один из самых видных членов партии традиционалистов, во главе которой стоит Цицерий.

— В прошлом году я как-то встал на его пути, — продолжал я, — и вот теперь он пытается отыграться. Не могли бы вы отогнать его от меня?

Это предложение не вызвало у заместителя консула никакого энтузиазма, хотя Цицерий знал, что я прав, утверждая, что он передо мной в долгу.

— Вы участвовали в битве под Санасой вместе с Вадинексом? — поинтересовался он.

— Мы были в одном полку. Я не помню, что во время сражения был с ним рядом. Но со мной бок о бок бились десятки людей, которые до сих пор живы и, не сомневаюсь, готовы выступить свидетелями в мою пользу.

— Это вы так думаете, Фракс. По своему опыту юриста я хорошо знаю, что память людей по прошествии семнадцати лет начинает страдать весьма странными аберрациями. На нее могут сильно повлиять деньги. Обвинение, выдвинутое против вас после стольких лет, опровергнуть в суде будет крайне непросто, особенно в том случае, если ваши противники не поленятся подготовиться к слушаниям. — Немного подумав, Цицерий добавил: — Однако я сомневаюсь, что за этим стоит Капатий.

— Ну а кто же еще? Ведь Вадинекс — его человек.

— Несмотря на это, я все же в это не верю. Да, в прошлом году вы причинили ему неприятности, но для человека его уровня они были сущей мелочью. Крошечная потеря в его огромных доходах. С того времени я много раз встречался с претором, и у меня не сложилось впечатления, что он затаил на вас зло. Я знаю, вы ему не доверяете, но он значительно более честный человек, нежели вы полагаете. Ему, как многим другим богатым людям, пришлось страдать от происков популяров, которые постоянно готовы обвинить верных слуг короля в коррупции. Капатий сам отважно сражался во главе когорты, которую собрал и вооружил за свой счет. Весь мой опыт говорит о том, что люди, храбро бившиеся во время той кампании, крайне редко возводят напраслину на других ветеранов. Подобные действия противоречат его понятиям о воинской чести.

Слова Цицерия меня не убедили. Капатий возмутительно богат, а я не верю в то, что можно разбогатеть, сохранив при этом понятия о чести.

— Не допустив полного расследования действий Лисутариды в пакгаузе, вы оскорбили множество людей, — продолжал заместитель консула, — и скорее всего один из них решил, что вас следует наказать. Это мог быть Риттий. Глава дворцовой стражи вас, мягко говоря, недолюбливает.

— Да. Не исключено, что это сделал Риттий. Но интуиция подсказывает мне, что Вадинекса на меня спустил Капатий. Поэтому я обращаюсь к вам с просьбой выступить в мою защиту. Надеюсь, вы понимаете, заместитель консула, что, если меня призовут на сенатский комитет в связи с обвинением в трусости, я буду вынужден убить клеветника и бежать из города.

Это заявление повергло Цицерия в шок.

— Вы будете следовать всем законам Турая! — жестко заявил он.

— Посмотрим, может быть, и буду.

— Однако оставим эту тему, — сказал Цицерий. — Не могли бы вы, пока вы здесь, рассказать, с какого рода сложностями столкнулась Лисутарида?

— Вообще-то ничего серьезного, заместитель консула. Всего лишь пропажа дневника, — ответил я и застенчиво добавил, что больше ничего сказать не могу, не нарушив доверия клиента, и что в этой связи располагаю особыми привилегиями.

— У вас нет никаких привилегий. Действие вашей лицензии приостановлено.

— В таком случае у меня вдруг возникла острая амнезия.

— Вчера во время моего выступления по сенату бродил единорог, — пожаловался Цицерий.

— Что же, это несколько оживило обстановку.

— Когда говорю я, оживлять обстановку не нужно. Моя речь и без того подняла всех на ноги. Может быть, вам известно, почему вдруг кентавры и единороги заполонили наш город?

— Понятия не имею.

— Не связано ли это каким-нибудь образом с нашей могущественной волшебницей Лисутаридой?

— Нет, насколько мне известно.

После этого он меня отпустил. Я был удовлетворен встречей. Во-первых, он действительно мог помочь, а во-вторых, наше свидание говорило о том, что за прошлый год мне удалось подняться на одну ступень по социальной лестнице. Еще совсем недавно мне не было бы позволено встретиться с заместителем консула, не говоря уж о том, чтобы просить у него содействия.

Примерно на полпути между офисом Цицерия и границей округа Тамлин я едва не столкнулся с быстро шагающим человеком. На прохожем был широкий плащ с низко опущенным капюшоном, но я тем не менее узнал его.

— Макри? Что ты здесь делаешь? Куда тебя несет?

— Маскируюсь, — ответила моя подруга, чуть приподняв капюшон.

— Сам вижу. Но с какой стати?

— Я собираюсь убить Вадинекса.

— За что?

— Я подумала, что смогу тебе этим помочь, — пожала плечами Макри.

— И как же ты рассчитываешь его найти?

— Зайду в особняк претора Капатия и узнаю, где он может находиться.

— И после этого его прикончишь?

— Да. Если он умрет, против тебя не останется никаких обвинений. Разве не так?

Забота Макри меня почти что умилила.

— Неплохой план. Но я только что попросил заместителя консула мне помочь, и без крайней нужды мне не хотелось бы оскорблять его убийством Вадинекса.

Макри в ответ пожала плечами. Она ни разу не спросила меня о битве под Санасой, поскольку считала, что я ни при каких обстоятельствах не мог бросить щит и бежать с поля брани. Я вспомнил, что являюсь другом Макри, и пожалел, что частенько ее донимаю.

— Я как раз собирался обежать несколько таверн, чтобы отыскать Бария — сына профессора Тоария. Думаю, если мы хорошенько надавим на парня, нам удастся добраться до дна этой грязной лужи.

Макри решила составить мне компанию, и мы отправились к центру города вдвоем.

— Это и вправду была плохая маскировка? — спросила она.

— Не очень. Но я узнал тебя по походке.

— В принципе мне маскировка не нужна, но я решила, что будет лучше, если люди не узнают, что я прикончила Вадинекса. Ведь мы с тобой живем в одной таверне. Это могло бросить тень на тебя.

— Я восхищен твоими намерениями. Прости, что рычал на тебя.

— Это было больше чем простое рычание. Это была намеренная и оскорбительная попытка, направленная на уничтожение личности.

— Что-что?

— Ты назвал меня оркским отродьем.