Максим Михайлов - Плач серого неба Страница 47

Было понятно, что мне удалось слегка подцепить большой пучок тонких нитей, готовых порваться от простого дуновения ветра. Стоило плотнее заняться убийцей-неудачником, едва не сведшим Хидейка в могилу. Нужно понять, как на него вышел наниматель. Интересно, был у урода посредник, или он связывался с заказчиком напрямую? С моими синяками разбираться пока не было смысла. Можно было уверенно заявить, что и за меланхоличным громилой, и за неизвестным Тронутым стоят одни и те же одушевленные. Кроме того, делом занимались и магполы, что не только несказанно меня удивляло, но и лишало смысла параллельную работу. Я с удовольствием оборвал эту нитку — как гласила древняя мудрость, усложнять не стоило. Все равно месть за помятые ребра и разбитую физиономию в некотором роде уже свершилась. Что еще? Кто-то доложил Астану о покушении на альва. Это мог сделать как сам убийца, так и, опять же, его наниматель, а отсюда можно было сделать два вывода: Во-первых, Астан работает на двух (или больше?) клиентов и копает в том числе под меня. И во-вторых — таинственный заказчик считает Хидейка мертвым, а значит или он очень самоуверен, или слабо информирован. Или между ним и всеми исполнителями есть какой-то посредник — например, давешний попугай с мощным басом. В душе я был твердо уверен, что во главе всех творящихся злодеяний уж точно не может стоять такое пугало. Но делать выводы было рано.

Как и доверять Болзо. Но здесь все было ясно — ни он, ни я в доверии друг к другу не нуждались. Главное, чтобы пацан добыл заказанную информацию, а кидать клиента он стал бы едва ли — юный гений знал цену дурной славе. Пожалуй, на этом было все — остальные факты и домыслы спутались в очень уж темный и лохматый клубок, распутывать который было пока что нечем.

Я прикрыл глаза и волевым усилием прогнал мысли о работе, заставив мозг расслабиться. Словно уловив мое настроение, скрипка с унылого писка вдруг сорвалась на бодрое пиццикато, затаившиеся барабаны разогнались, наросли, подхватывая темп, и пухлая немолодая хоблинга в украшенном стразами синем платье глубоким контральто запела что-то на родном наречии. Я не понял ни слова, но заслушался. Певица могла рассказывать о чем угодно, хоть о никчемности мира в целом и человеческой расы в частности, — мне было все равно. Ее низкий голос с непривычной вязью шипящих идеально гармонировал с остальными инструментами, превращаясь уже не в слова, — в музыку; он растекался по мелодии и окрашивал ее в густые и завораживающие цвета. Лишь когда женщина замолчала и, мягко шагнув вглубь сцены, взялась за флейту, музыка вернулась в привычную колею, стала обычной, ненавязчивой и приятной трактирной мелодией, а я вернулся к размышлениям.

Не стоило, конечно, забывать и о втором, так сказать, заказчике. Инспекторе Магической полиции. Около двух метров ростом, желтоглазый, который под плащом прячет нечто, гораздо тверже плоти, что издает глухой звук при ударе о деревянную поверхность. Что-то в этом меня смущало, но что — я никак не мог понять. И с сожалением решил оставить и этот вопрос на потом. В конце концов, важны были не странности Инспектора, а его задание. Что я уже могу сказать ему про Хидейка? В сущности, ничего. Вообще. Не сообщать же магполу, в самом деле, что он не единственный, кто подозревает альва в шпионаже? Тем более что сам Инспектор, вроде бы, и допрашивал Гейнцеля. Так что, раз никто не требовал от меня писать отчеты в Безнадегу, об отсутствии результатов сообщать было необязательно. Пока ничего не было — и вопросов ко мне быть не могло.

Давно замечено, что питье кончается одновременно с мыслями. В иное время, в ином месте, я бы непременно залил в себя еще чашечку особого кофе. Но к тому времени мысль о теплой постели уже завладела мной так решительно, что я не собирался перечеркивать ее перспективой надираться до утра в уютной, но незнакомой харчевне вдали от дома. Я удовольствовался тем, что выкурил еще одну сигарету. Расплатился с хозяином — толстым хоблингом, чья широкая ухмылка при виде денег могла служить вывеской заведения гораздо лучше невнятной белиберды над входом, — и затребовал извозчика.

С этим оказалось туго. В такое позднее время предоставить посетителю экипаж не представлялось возможным, потому что оное транспортное средство, в лице своего водителя, изволило вкушать радость ночного сна. Что оставалось делать? Я был не настолько пьян, чтобы через полгорода пешком, но и не настолько трезв, чтобы искать выход при помощи здравого смысла. Решение медленно брести по улице и осматриваться на предмет свободных экипажей нельзя назвать глупым, если под улицей не понимается нечто настолько близкое к Рыбацкому кварталу, как Мазутная улица. Но алкоголь уже диктовал свою волю достаточно громко, и я подчинился. Хозяин услужливо распахнул дверь. Положительно, мне нравилось это место — несмотря даже на дурацкое название и невнятную вывеску. Пообещав хоблингу и себе заходить еще, я шагнул в отрезвляющий холод дождливой мглы и замер.

И как можно было пропустить такое раньше? Фонари все так же не горели, но в рассеянном свете из окон харчевни виднелись обгорелые развалины на другой стороне узкой и кривой улицы.

— Э-э-э… милейший! — хозяин трактира не успел целиком исчезнуть в своем заведении, и, услышав меня, с энтузиазмом распахнул двери вновь. — Моментик, пожалуйста. Это что у вас тут сгорело? — Если подумать, то не должно было это меня волновать. С таким соседством Мазутная должна бы пестреть подобными пожарищами. Но удивлялся собственному любопытству я уже потом, гораздо позже. А в тот миг меня не на шутку заинтересовало неприятное зрелище.

— Да вы, мастер, видать, совсем газет не читаете, — некоторое добродушное пренебрежение, скользнувшее в голосе толстяка, вполне компенсировалось профессиональной улыбкой, выскочившей на его лицо, — неделю уже назад, почитай, во всех новостях только о том и писали, как контора старика Ромуэлина в небеса улетела. Ужто не слышали?

— Как-то не довелось, — в некотором смущении пробормотал я, — но если можно, вкратце…

— Да вы зайдите под крышу-то, — засуетился толстяк, но зря — я плавно трезвел, и останавливаться не хотелось. Не затуманенные выпивкой мысли могли очень пригодиться.

…Еще за четверть оборота до взрыва никто не мог бы даже предположить, что обычный, средней руки салон татуировки внезапно взлетит на воздух. Даже когда хмурый матрос с явными признаками орочьего наследия на лице вошел в помещение, мастер Ромуэлин вряд ли ожидал чего-то страшнее попытки ограбления. На вид посетитель был никак не из числа потенциальных клиентов. Небрежно одетый, с вяло тлеющей в зубах дешевой папиросой, он бесцеремонно отряхнул плащ, обдав редких посетителей мелким водяным крошевом. Проскрипел, не разжимая зубов, «Скорее бы жара!» и направился к хозяину.