Владимир Михановский - Самое таинственное убийство(Терра) Страница 48

— Сильвина и я, — сказал Делион.

— Верно. Что там было необычного?

— Ничего, кроме работающего будатора и голубого свечения вокруг него.

— Свечение было слабым?

— Слабым.

— А призрак человека видели?

— Нет, — в один голос сказали Делион и Сильвина.

— Так и есть, — кивнул Сванте каким-то своим мыслям. — Это было только начало туннельного эффекта. А теперь обратимся к пари. Слово Рабиделю.

— Видимо, Завара догадывался, что будатор влияет на скорость течения времени в окрестном пространстве, — сказал марсианин. — Когда Сильвина и Атамаль ушли в кабинет, он предложил мне побиться об заклад, что они пробудут там не больше десяти минут. Я согласился. И, увы, пари проиграл.

— Так. А вы, Делион, не обратили внимания, сколько времени пробыли с Сильвиной в кабинете?

— Со временем начала происходить какая-то чехарда. По моим часам, мы пробыли в кабинете гораздо больше, чем по часам в гостиной.

— Как вы это объясняете?

— Возможно, в эту тайну проник Завара, но он унес ее с собой.

— Обратимся к центральной фигуре расследования — Арнольду Заваре, — сказал сыщик. — Что вы можете, Сильвина, сказать о его состоянии перед гибелью?

— То, что я скажу, ни для кого не являлось секретом, Арнольду казалось, что все хотят украсть его изобретение. Однажды сказал мне, что чувствует себя одиноким золотоискателем, который нашел самородок и теперь не знает, как его сохранить…

От взгляда сыщика не укрылось, что при этих словах встрепенулась Даниель, будто хотела что-то добавить.

— Послушаем Даниель, — сказал он.

— Знаете, Завара поведал мне о странном случае, происшедшем с ним накануне юбилея. Заехал он после Ядерного в кафе, где я прежде работала… Любил иногда заходить туда. И там, в пустом зале, к нему кто-то подсел. Угрожал, шантажировал… Требовал отдать бумаги о будаторе, кажется…

— Кто?

— Я толком не поняла, Завара, когда рассказывал, был очень взволнован.

— А бывало такое, чтобы Завара жаловался, что перестал ориентироваться во времени?

— Бывало, много раз. В последнее время.

— Разрешите? — вступил в разговор Александр. — Такие странности замечали у Завары все сотрудники центра. Мне казалось, Арни просто оригинальничает.

— А я думал — у него желудок больной, — сказал Арсениго. — Только пообедает — и вдруг на голод жалуется. Предлагал ему у медиков обследоваться, но он отмахивался.

— А теперь, Сильвина, расскажите о вашем последнем посещении кабинета Завары, — попросил сыщик.

— Я была в кабинете последней… И я обнаружила там труп Арни… — Видно было, что каждое слово дается женщине с трудом. — Я знала, что кто-то из присутствующих — убийца моего мужа. Но не бросаться же на каждого, как цепная собака! Я все еще оставалась хозяйкой, у которой в доме гости. Стол был накрыт в гостиной, прямо скажу, неплохой. К чему это я? — она потерла пальцами виски. — Ах, да. Пошла я в кабинет прямо от стола. А когда вернулась, почувствовала волчий голод. Будто несколько дней голодала.

— Может, переволновались?

— От волнения я теряю аппетит.

— Когда мама под утро появилась в гостиной, — сказала Мартина, — я сразу поняла: произошло что-то ужасное.

Все заговорили разом, перебивая друг друга, словно река прорвала плотину. Филимен слушал.

— Говорите по очереди, ничего понять нельзя, — тщетно взывала Даниель.

— Продолжайте, продолжайте, — отозвался сыщик.

— Мы все тогда растерялись, — это был голос Эребро. — Все произошло слишком неожиданно.

— К счастью, белковый сделал все, что положено и привел маму в чувство, — произнесла Мартина.

Она больше всего боялась, что Филимен заставит ее рассказать о том, что увидела она в кабинете отца, но сыщик этого не делал —  видимо, по каким-то своим соображениям.

Напряжение в гостиной, казалось, достигло предела. При первом утреннем свете лица людей, сидящих за столом, казались мертвенно бледными. Они с подозрением поглядывали друг на друга.

Сванте открыл дипломат, вытащил оттуда стопку и бумаг и перфокарт и погрузился в размышления. Голоса за столом смолкли.

— Похоже, мозговой штурм захлебнулся, — негромко сказала Даниель, но никто не откликнулся.

Внезапно Филимен захлопнул дипломат так резко, что сидящая рядом Сильвина вздрогнула.

— Все сошлось, — произнес он. — Убийцу Завары я вычислил. — Благодарю всех, кто помог мне.

— Так кто… кто убил Арнольда? — глаза Сильвины расширились от ожидания.

Сыщик произнес:

— Завару убил… Завара.

— Завара? — повторила Сильвина. Ей показалось, что она ослышалась.

— Именно так, — подтвердил Сванте.

Люди за столом зашевелились, задвигали стульями, напряжение разом схлынуло.

— Но позвольте, почтеннейший Филимен, — проговорил Делион. — Вы ведь сами отвергли версию о самоубийстве Арнольда Завары.

— Здесь не самоубийство, — покачал головой Сванте. — Здесь, мой ментор, все гораздо сложнее.

— Так объясните нам, что же произошло, — попросила Сильвина.

— Сейчас не могу. Все слишком необычно. Сначала доложу совету экспертов. Мой вывод должны рассмотреть и утвердить лучшие специалисты Земли.

— А что же, Сванте, делать нам? — в голосе Даниель прозвучали нотки растерянности.

— Вы свободны, — сказал Филимен.

— Все?

— Все. Защита с виллы сейчас будет снята.

Люди поднялись из-за стола, заговорили.

Делион и марсианин подошли к сыщику, — отвели в сторонку.

— Что же все-таки произошло в кабинете Завары? — спросил марсианин. — Как он мог сам себе выстрелить в затылок с расстояния в один метр? И почему это не является самоубийством?

— И каков, черт возьми, результат мозгового штурма? — сказал Делион. — Вы утаили его. Мы так не договаривались, старина.

— По вашей просьбе, ментор, могу приоткрыть краешек тайны. — Причина всего, что произошло, кроется в том, чем мы с вами занимались последние дни.

— Туннельный эффект? — хором воскликнули оба физика и переглянулись.

— Он самый, — подтвердил Филимен. — Что касается подробностей, то надеюсь, ждать их вам недолго. Как и всем остальным.

Физики вышли из гостиной, на все лады обсуждая слова удивительного сыщика.

В продолжение их разговора Мишель стоял неподалеку, жадно вслушиваясь в долетающие слова. И хотя не понял ничего, ясно было одно: туча страшного подозрения, которую он ощущал над собой, рассеялась. Не он стрелял в отца, не он убил его.

Странная, однако, вещь: он не испытывал облегчения, скорее — какую-то опустошенность, усталость души. И еще было нехорошее чувство, словно он совершил предательство, выставив вместо себя ни в чем не повинных белковых, попытавшись оболгать их. Почему-то в детективах, которых он проглотил великое множество, ничего подобного не встречалось…