Не грози свахе! - Валерия Малахова Страница 5

Старая сваха зазывала обратно. Говорила, что в чужих горестях лла Ниахате разбирается куда лучше, чем в своей собственной, а значит, суждено ей стать хорошей свахой, сводить вместе подходящих людей. Да вот только одна беда: попробуй-ка, поезди в соседнее село без разрешения супруга! Он и без того ругался, что жена посторонним людям уделяет куда больше времени, чем собственному дому. В общем-то, правду говорил: когда семья постыла, на сторону смотреть приятней, чем у себя в ненавистном дому горшки чистить.

Что ж, вздохнув, призналась себе лла Ниахате, ей и впрямь не судилось стать хорошей женой этому человеку. Может, он и неплох, да только буйволу жить с буйволицей, а волку — с волчицей. Нужно разбегаться, пока до чего дурного не дошло.

Во хмелю муж постоянно пугал разводом — разумеется, в трезвом виде от этих своих слов постоянно отказывался. Оно и понятно: грызня грызнёй, но какая другая за пьяницу пойдёт? Свободные женщины переборчивы, а юные девушки полностью зависят от семей. Ни один глава рода не отдаст женщину за выпивоху, разве только горбатую какую или хромую, да и насчёт той призадумается. Вдобавок, за жену, как ни крути, нужно выкуп собирать, а откуда у пропойцы лишние деньги, когда и нужных-то не наберётся?

Вот и поступай, как знаешь.

Лла Ниахате долго думала. Ещё дольше копила денег на то, что придумалось. Нелегко ведь собирать деньги, когда в доме живёт мужчина, которому сколько ни дай — всё мало! А поесть готовить нужно — и себе, и ему. Вдобавок, налоги заплатить, не то из хижины вышвырнут. Оставаться без крыши над головой с обузой в виде выпивохи лла Ниахате точно не желала.

Наконец, день настал. С утра лла Ниахате была к мужу ласкова, стерпела все придирки, подала на завтрак просяных лепёшек с мёдом и словно бы ненароком оставила на полке три медяка. Расчёт оказался верным: когда муж уходил «по делам», деньги прихватил с собой. Тогда лла Ниахате приступила ко второй части плана, и пригласила в дом жреца, с которым договорилась заранее. Было б о чём договариваться: за горшок дикого мёда и десять мелких монет этот подлец гиену бы матерью признал, не то что поучаствовать в небольшой семейной сваре! Именно такой для успеха задуманного и требовался.

Когда муж на заплетающихся ногах пришёл домой, всё уже было готово. Много ли нужно пьяному для того, чтобы вспылить? Вида жреца, сидящего за столом и грызущего запечённый батат, вполне хватило. Слово за слово — и мужчина завёл вечную свою песню о разводе. Именно этого лла Ниахате и ждала. Жрец тут же ухватился за сказанное, быстренько провёл обряд — и с того момента ничего больше мужа с женой не связывало, боги отвернулись от их брака. Хотя лла Ниахате часто думала, что боги отвернулись от них куда раньше.

Утром, протрезвев, муж содеянному ужаснулся, да только было поздно. Счастливая лла Ниахате уже собрала вещи и в тот же день ушла из дома. Вернулась к старой свахе, была ей предана всё то время, пока старуха жила. Даже вела дело, когда её учительница слегла и больше не вставала. Два года преданно ухаживала за старухой, а когда та наконец умерла — продала дом и всё имущество, уехав из села в самую глушь, о которой только слышала на своём веку. То есть в Одакво.

Как она и думала, свахи там отродясь не бывало, так что лла Ниахате пришлась в городе ко двору. Впрочем, любому человеку, готовому помогать другим людям, обычно радуются. Лла Ниахате поначалу снимала комнату, но довольно быстро купила дом и зажила в нём в своё удовольствие. Завела помощницу, честно обучала мастерству, как её саму когда-то старая лла Акубе. И всё бы было хорошо, если б не этот несносный хха Афуоле! И идёт ведь прямо посреди улицы, не жарко ему, и не обойти ни слева, ни справа!

Рассерженная лла Ниахате поспешила навстречу кузнецу. Когда она поравнялась с ним, хха Афуоле поклонился и пробормотал:

— Думела, почтенная лла. Мне бы... поговорить.

Такая застенчивость в исполнении могучего мужчины другой женщине показалась бы донельзя умилительной. Но только не лла Ниахате! Она упёрла руки в бока и грозно вопросила:

— О чём ты хочешь поговорить со мной, хха Афуоле? Хочешь, чтобы я подобрала тебе приличную одежду?

Кажется, кузнец немного испугался. Он судорожно втянул воздух в широкую грудь и замахал руками, точно небольшая мельница:

— Нет-нет, что ты. Что ты, лла, я знаю, куда идти за одеждой. Но мне бы... ну...

— Ну? Говори уже, не видишь, что я тороплюсь?

— Жену, — выпалил кузнец, отчаянно смущаясь. — Жену бы мне. Вот.

Странное дело, но у лла Ниахате что-то сильно заныло в груди. С чего бы это, спрашивается? Она же сваха, её дело — сводить вместе людей да радоваться! Наверное, просто пожалела ту несчастную, которая выйдет замуж за хха Афуоле. Виданное ли дело — муж чуть ли не голышом ходит! Ох, придётся же бедолаге поработать ножницами да иглой!

— Жену, значит... — протянула лла Ниахате, и кузнец закивал в ответ:

— Да, лла, именно. Жену. Самую хорошую.

Ишь ты, ещё и самую хорошую! Чего удумал!

Но лла Ниахате закивала, словно кузнец высказал правильную и нужную мысль.

— Жена — это хорошо, хха Афуоле. Жениться каждый мужчина должен, а такой статный да видный, как ты — тем более. Жениться, деток завести, род продлить... Только чего ж ты, хха Афуоле, в таком виде да посреди улицы к свахе с этим важным делом подходишь? Неужто родители тебя не учили порядкам, исстари заведённым в славной Гхайнне? А? Ну скажи, скажи — учили?

Хха Афуоле съёжился, словно не на улице стоял, а на армейском плацу, и пороли его сейчас нещадно.

— Прости меня, почтенная лла. Я действительно... забылся. Солнце в голову ударило. Я завтра зайду, можно?

— Нельзя, — строго отвечала лла Ниахате, а когда у кузнеца удивлённо расширились глаза, добавила: — Нельзя в полнолуние. Дурной знак. Послезавтра заходи.

И немного покривив душой, добавила:

— Послезавтра рада видеть буду. Только по-приличному заходи. Оденься хоть, а не как сейчас...

Не договорила и пошла дальше по улице, не слушая сбивчивых заверений кузнеца, что послезавтра он сделает всё по правилам.