Отраженье багровых линз - Илья Буров Страница 5

На днях по радио наткнулся на трансляцию одного мужика, твердил родом из Нижневартовска… в посёлке Аган остановился, переживших там, мол, куча: около полусотни. Помощи гуманитарной просит, а я ему чем подсоблю? Горстью гречки, что мне на день осталась? Флаконом зелёнки (кашляет)? Представился ещё так странно… библейски. — Секундная тишина. — Аристарх что-ль (кашляет)? Как надоело это всё… Жизнь эта трусливая, погонь я этакая! Дорого себе человека похоронить не могу! — Раздался взвод курка. — Подлец чёртов!

Диктофон подпрыгнул от звука выстрела и замолк окончательно. Я сидел неподвижно ещё со слов о мужчине с библейским именем и долго не мог переключиться на произнесённое после. Наступившую же вновь тишину разряжало только прерывистое сопение резинового намордника.

Могу ли я принять услышанное за чистую монету? Имеет ли смысл придумывать байки умирающему человеку? Дата записи выходит на начало осени, а отец ушел в конце весны прошлого года: он всё это время помогал какому-то поселению!? Когда здесь погибала его семья!? “Нет, нет, нет…” — Развернул я карту в поисках того посёлка. — “Это на северо-западе отсюда, на краю одноимённой реки… Туда несколько дней всего добираться, почему он не вернулся?”. На частотах можно транслировать любую запись, сделанную даже годами ранее. Отец посетил Аган, какого-то чёрта записал это сообщение для трансляции, и потом с ним что-то случилось — я так полагаю?

“Чёрт!” — Опустил я планшет. — “Своими доводами я ничего не добьюсь!”

На обратном пути, пробираясь чрез промышленную зону, я наткнулся на стаю диких собак. Скользнув под кучу паллетов и стиснув рукоять револьвера, мне оставалось только податься ожиданию, благо фонарь был заблаговременно выключен ещё после выхода с исполкома. Ночные животные, разинув пасти с языками, хаотично двигались в своей стихии вдоль железобетонного забора ромбиком, а за их редкой, собравшейся патлами шерстью выступали рёбра, полные кровоподтёков.

— Даже эти божьи создания бредут бок о бок в такие времена. — Говорил о собаках дядя. — А человек с величаем нравственности встаёт против своего же брата…

Возвращаясь с совместных вылазок, мы с дядей частенько сокращали лесами. Был случай, как даже не ночью, а только расходящимся вечером на нас вышло несколько сих особей:

— Любо, что не гадские волки! — Отрезал дядя, шмальнув из вертикалки по земле, отчего скулящие создания пустились в рассыпную. — Были б волки, то напали б и после сего манёвра! Псы ведь как? — Трусливы, не меньше нашего.

***

Окраинный дворик, новоиспечённые могилы. Серенькая коробочка на одном из холмиков не осевшего грунта. Парень, державший противогаз с новой подделанной линзой.

Он думал об отце.

Ему не давала покоя мысль, что его отец помогал незнакомому поселению в то время, когда на руках сына погибала его супруга — человек, дороже которого никого нет. Его лучший друг, испуская душу, выл о том, что не смог выполнить своего обещанья в защите его семьи. Аристарх бросил семью ради чего? Ради лекарств… или это был просто повод?

Поправив вещмешок со скромным провиантом на неделю, парень покинул окраинный двор. Он ничего не понимал, но знал. Знал, что новообретённая цель стоит перед ним ясно и чётко — отыскать отца, живого или мёртвого.

Глава II

День первый

По глубокой луже вдоль грунтовки пробежали кружки. Присев у края тропы, я с пристрастием уставился на водомерок. В ожидании съедобных мошек они совсем наплевали на радиоактивную пыль, что еле различима с грунтом в этой местности, на подающую признаки жизни вокруг хвою, коей места нет в окрестностях Нижневартовска. Я никогда не видел подобного, как далеко не завела б моя вылазка. Думал, что редкая рощица пред домом — наилучший вид сохранившейся природы, но нет… Просто шёл не в том направлении? Значит, где-то там, на севере, сохранилась эпоха, считаемая мной прошлой? Я оглянулся назад. В сторону чёртового города, что погубил слишком многое.

“За что?” — Захрипело внутри. — “Что за причина, оправдавшая насилие над природным великолепием? Чем бедная осина насолила вам? Река Обь, что вас кормила? Земля, вас приютившая? Разве всё это виновато в вашем эгоистичном факторе?”

Раздался сухой кашель.

Пару дней назад взмокшее седалище всё-таки дало о себе знать: жар бил всю ту ночь. К счастью, на утро он сменился ознобом, а вскоре и он сошёл на нет, но кашель! Кашель терзает по сей день.

Через пару-тройку километров грунтовки, ибо рискованно было соваться на шоссе, показался первый ориентир, знаменовавший начало моего пути — Мегион. Город у реки Обь, издали схожий со своим соседом Нижневартовском такой же жуткой пустотой, но… он, в отличии от него, будто застыл в прошлой эпохе. В прошлой ли? Нетронутые дворики, немногочисленные, сокрытые серым автомобили, словно просто дожидающиеся своих хозяев. Вороша не столь обильную серость улиц, я задумался: “А видел ли вообще Мегион ударные волны? Болезнь с голодом, жуткое пламя бунтовщиков?”. Вероятно, это прозвучит глупо, но сними эту серость осадков и получиться иллюстрация из книги про счастливую жизнь советского человека!

Из скромного здания местной аптеки я вышел ни с чем. “И на что я рассчитывал?” — Снова спросил я себя и направился к ближайшему подъезду. Подобные мероприятия рутинны и по большей части бесполезны, но порой приносят и свои плоды: в одной из коммунальной кухни, под тумбочкой оказалась на треть пустая пачка «Мукалтин».

Перед уходом в тени леса, где пролегал мой маршрут далее, я оглянулся. Не смотря на тихий и спокойный приём этого городка, он не переставал казаться жутко пустым, а даже наоборот. Его умиротворённость ещё более настораживала и отстраняла. Я решил исчезнуть, подумав, что попросту оправдываю свой уход, причина которому — движение вперёд. Движение в хвое, не давшей выползти и после заката.

Тишина. Она была везде: и внутри, и снаружи. Я долго сражался с сорняками мыслей о Мегионе, когда расставлял примитивную сигнализацию из мусора, обустраивал место ночлега и готовил дрова, но окончательно сразить бестию вышло только после остановки. Я сидел у ствола пихты и рассматривал звёздное небо, поддавшись ласковому ветерку и потрескиванию поленьев. Подсобрав на старом спальнике ноги, я понял, что такому редкому ныне уюту не помешает ни середина ноября, ни то, что всего в сорока километрах возвышается радиоактивных некрополь. В руке непроизвольно оказался дозиметр, табло которого указывало: «0,37 мкЗв/час». “Без выхода за норму.” — Рассудил я и взглянул на подвешенный армейский котелок с закипающей кашей. За ним на голой земле сидел силуэт.

— Не думал, что ты покинешь наш дом. — Сверкнул багрянец.

Я не был готов к контакту с ним после всего случившегося и