Джеймс Роллинс - Ястребы войны Страница 5

Они вдвоем стали неразлучной командой, самостоятельно отыскивающей новые пути-дорожки. Вместе.

Такер открыл переднюю пассажирскую дверь, и Кейн запрыгнул внутрь, уютно устроив свое поджарое семидесятифунтовое тело на сиденье. Собак его породы – бельгийский малинуа, некрупные овчарки – широко используют в войсках и правоохранительных органах. Эту породу, славящуюся своей истовой преданностью и острым умом, уважают еще и за проворство и неукротимую энергию в боевых условиях.

Но равных Кейну среди них нет.

Такер захлопнул дверь, но чуть задержался, чтобы почесать напарника через открытое окно. Его пальцы наткнулись на старые шрамы под мехом, напомнившие Такеру о собственных ранах – и очевидных, и скрытых от глаз.

– Поехали, – шепнул Уэйн, пока призраки прошлого не набросились на него.

Он забрался за руль, и вскоре они уже летели по холмам Национального заповедника Биттеррут. Кейн высунул голову через пассажирское окно, свесив болтающийся язык и чутко ловя носом каждый аромат. Такер ухмыльнулся, ощутив, что движение, как всегда, растопило напряжение, сконцентрировавшееся в плечах.

В данный момент Уэйн оказался не у дел и намеревался сохранять такое положение как можно дольше. Он брался за подвернувшуюся работу в какой-нибудь службе безопасности, только когда этого требовало его финансовое положение. После последней службы, когда его наняла группа «Сигма» – конспиративный филиал военного научно-исследовательского департамента, – средств на его банковском счете пока хватало с лихвой.

Воспользовавшись простоем, он с Кейном последние пару дней посвятил пешему походу через перевал Затерянной Тропы, пройдя по следам экспедиции Льюиса и Кларка[8], а сейчас направлялся в Йеллоустонский национальный парк, подгадав время вылазки в этот популярный парк так, чтобы добраться туда поздней осенью, избежав толкотни в разгар сезона, предпочитая компанию Кейна обществу двуногих.

За поворотом темной дороги сияние люминесцентных огней вырисовывало во мраке придорожную заправочную станцию. Вывеска над входом гласила: «Бензин и бакалея Форт-Эдвин». Такер бросил взгляд на указатель уровня топлива.

Почти пусто.

Включив поворотник, он свернул к будочке заправки. До мотеля оставалось еще три мили по этой дороге. Такер планировал быстренько принять душ, собрать вещи и ехать прямиком в Йеллоустон, воспользовавшись тем, что по ночам дороги свободны.

Но теперь в этом плане появилась закавыка. При первой же возможности нужно заменить проколотую шину. Стоит надеяться, на заправке кто-нибудь знает ближайшее место, где это можно сделать в условиях холмистого захолустья.

Остановившись рядом с одной из колонок, он выбрался наружу. Кейн выскочил с другой стороны через окно, и они вместе направились к станции.

Такер потянул за ручку стеклянной двери, и внутри брякнул латунный колокольчик. Планировка магазинчика была традиционной – стеллажи с закусками и продуктами питания, а за ними у задней стены – высокая стойка холодильников. В воздухе пахло мастикой для полов и разогретыми в микроволновке сэндвичами.

– Добрый вечер, добрый вечер, – поприветствовал его мужской голос, певуче переливаясь на знакомый манер.

Такер тотчас признал акцент перса-дари. За годы в просторах Афганистана он познакомился с различными диалектами этой страны пустынь. Несмотря на дружелюбные интонации, под ложечкой у Такера засосало от застарелого ужаса. Люди как раз с этим самым акцентом пытались убить его столько раз, что и не сочтешь. И что хуже, добились своего, прикончив однопометника Кейна. Перед мысленным взором Такера въявь вспыхнула неуемная радость жизни утраченного напарника, связывавшие их уникальные узы… Потребовалась вся сила воли, чтобы загнать это воспоминание обратно в тугой ком боли, горя и вины.

– Добрый вечер, – повторил человек за стойкой с улыбкой, не замечая, как напружинился хребет Такера. Лицо владельца заправки было орехово-коричневым, а зубы сверкали безупречной белизной. Он был почти лыс, не считая венчика седых волос, как у монаха с тонзурой. Глаза у него сияли, словно Уэйн был старым другом, с которым они не виделись много лет.

Такер, перевидавший в свое время сотни афганских крестьян, знал, что выражение это совершенно искреннее. И все равно не мог решиться переступить порог.

При виде его явных колебаний лоб продавца весь сбежался морщинами.

– Добро пожаловать, – пригласил он снова, ободряя посетителя взмахом руки.

– Спасибо, – наконец-то выдавил из себя Такер, кладя ладонь на бок Кейна. – Ничего, если я с собакой?

– Да, конечно. Милости прошу.

Сделав глубокий вдох, Уэйн миновал передний ряд стеллажей, аккуратно уставленных пакетами с вяленой говядиной, тонкими сырокопчеными колбасками и кукурузными чипсами. Подойдя к стойке, он заметил, что больше в магазине ни души.

– У вас красивый пес, – сказал продавец. – Это овчарка?

– Бельгийский малинуа… разновидность овчарок. Зовут Кейном.

– А я – Аасиф Кази, владелец этого чудесного заведения. – Он протянул руку через стойку. Такер принял ее, ощутив крепкое пожатие слегка мозолистой от тяжелого труда ладони.

– Вы из Кабула, – заявил он.

– Откуда вы знаете?! – вскинул тот брови.

– По вашему акценту. Я провел в Афганистане какое-то время.

– Недавно, как я догадываюсь…

Не так уж недавно, подумал Такер, но иногда кажется, что только вчера.

– А вы? – спросил он.

– Приехал в Штаты юношей. Мои родители мудро решили эмигрировать во время событий семидесятых годов. С женой я познакомился в Нью-Йорке. – Он возвысил голос: – Лайла, выйди поздороваться!

Из кабинета в глубине с улыбкой выглянула миниатюрная афганка, уже начинающая седеть.

– Здравствуйте. Рада познакомиться.

– Так как же вас обоих занесло сюда?

– Вы имеете в виду, в тьмутаракань? – Улыбка Аасифа стала шире. – Мы с Лайлой устали от города. Хотели чего-нибудь совершенно противоположного.

– Похоже, вы в этом преуспели. – Такер окинул взором безлюдный магазин и темный лес за окнами.

– Нам здесь нравится. И обычно тут не так пустынно. Сейчас межсезонье. Летняя толпа схлынула, а лыжники еще не понаехали. Но постоянные клиенты при нас.

Будто в доказательство его слов, снаружи взревел дизель, и между колонками въехал белый, тронутый ржавчиной пикап, слегка зарыскав при торможении.

– Похоже, бизнес набирает обороты… – обернулся Такер к Аасифу.

Однако тот, сузив глаза, стиснул зубы.

Армия отобрала Уэйна в кинологи за его необычно высокие показатели эмпатии. Подобная эмоциональная чувствительность позволяла ему легче налаживать крепкую связь с партнером – и проникать в мысли людей. Но чтобы догадаться, что Аасиф напуган, особой проницательности не требовалось.