Борис Тараканов - Колесо в заброшенном парке Страница 5

Солнце палило нещадно. Но когда Бурик вошел в лес, стало прохладнее. Косые солнечные лучи рассекали пространство между деревьями. Бурик заходил все глубже, становилось все темнее. Деревья росли уже и между шпалами, корнями обвивая проржавевшие рельсы. Они словно намеренно преграждали путь, целясь в грудь высохшими ветками. Ветки были холодные, металлические…

Пространство внезапно начало смещаться и опадать. Лес застыл на миг, словно в недоумении, и исчез.

Бурик открыл глаза и увидел участкового педиатра Надежду Матвеевну, склонившуюся над ним. Она водила по его груди холодным фонендоскопом.

— Как себя чувствуешь, Саш? — спросила Надежда Матвеевна. Не получив ответа, она повернулась к бабушке, стоявшей в дверях. — Постельный режим, горячее молоко с медом. Аспиринлучше не давать — пусть организм сам борется с простудой.

— А что с Сашенькой?

— ОРВИ. — Надежда Матвеевна пересела к столу и стала заполнять карту.

— Надежда Матвеевна, раньше он тихонький был, а теперь нервный такой стал…

— Не волнуйтесь, Ксения Александровна, это возрастное… Пройдет.

Проснувшись на следующее утро, Бурик долго глядел в потолок. Ремонт в квартире был недавно, но потолок уже успел покрыться сетью трещин, темных полосок, круглых пятнышек от удачных попаданий мяча. Бурик, как и многие домашние дети, предпочитал играть в мяч дома, а не на улице. Одна трещина начиналась прямо над кроватью и тянулась к центру комнаты, многократно разветвляясь. Бурик внимательно изучил все изгибы основного русла, проследил за многочисленными ответвлениями и рукавами. Через десять минут разглядывания он знал эту трещину наизусть и мог бы, наверное, в точности нарисовать на бумаге. А когда зажмурился, она молнией сверкнула перед глазами.

Жар немного спал, но температура у Бурика оставалась высокой, и во всем теле ощущалась неприятная слабость. Не было сил шевельнуть ни рукой, ни ногой, и даже легкий поворот головы требовал больших усилий. По счастью, Бурика никто и не заставлял шевелиться. Взгляд его лениво скользил по стенам, по неброскому, однообразному рисунку обоев, на которых повторялись какие-то гирлянды и цветы.

Если долго глядеть на обои, на них можно заметить странные вещи — один листик похож на ехидного старичка с длинным носом и козлиной бородкой, другой — на улыбающегося конопатого мальчишку, а веточки — на летящую чайку. Чуть рассеяв взгляд, можно увидеть целую стаю чаек, устремившихся прямо на тебя.

Разглядывать стену Бурику не надоедало. Болея, он подолгу смотрел на нее, и, как в калейдоскопе, перед глазами сменялись картинки — лица, звери, предметы. Некоторые без труда образовывались сами, например лицо старичка — очень знакомое лицо. Другие картинки требовалось чуть-чуть досочинить, домыслить какие-то линии, штрихи. То, что было только что маленькой мышкой с длинным хвостом, моментально превращалось в слона, тянущегося хоботом к ветке с бананами…

Венеция, 1716 год

Ранним июньским утром Антонио стоял в капелле Святой Анны Павийской — самой уютной в соборе Святого Марка — и рассматривал орнамент недавно написанной фрески. В переплетениях виноградных лоз чудились ему лапы и хвосты неведомых животных.

Антонио пытался обдумать предстоящий разговор с учителем музыки и заранее знал, что тот ответит. Он и пришел сюда затем, чтобы попросить у Святой Анны помощи — в Венеции твердо были уверены, что Sant’Anna di Pavia помогает негоциантам договариваться между собой. Ну что ей стоит помочь Антонио договориться со своим учителем? Надо только хорошенько попросить…

Однако сосредоточиться на молитве никак не удавалось — в голову лезли всякие посторонние мысли — куда опять запропастился кот, где отец прячет ключ от шкафа с вареньем, почему давно не приходит старый приятель Франческо, до сих пор не вернувший Антонио игрушечный кораблик с самыми настоящими парусами… Пытаясь внутренне собраться, Антонио старательно хмурил лоб. «Наверное, как следует помолиться сегодня не смогу», — подумал он, глядя на печальный лик Святой Павийской мученицы. «Ну, пожалуйста, святая Анна, сделай так, чтобы Карло меня понял. Чего Тебе стоит… а мне это так нужно. Я загадал… Ой, Господи, что я несу!» — подумал он. «Что ты несе-ешь…» — отозвался невидимый хор откуда-то из недр собора. Антонио вздрогнул и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Странно… кто бы мог оказаться здесь в столь ранний час, когда нет службы… Антонио медленно повернулся ко входу в капеллу и… сам не понял, как удержался на ногах. Возле колонны стояла Святая Анна! С тем же выражением загадочной грусти на лице, что было запечатлено на фреске. Антонио почувствовал, что рубаха прилипла к спине, а язык — к нёбу. Обладательница божественного лика словно поддалась его замешательству. Она опустила глаза, сделала шаг назад и скрылась за колонной. Через мгновение Антонио услышал торопливые удаляющиеся шаги — дробное эхо раскатилось по собору и стихло.

Антонио тряхнул головой и вновь повернулся к фреске. Святая Анна глядела на него сочувственно и как будто понимающе улыбалась. Антонио торопливо выбежал из капеллы. Храм был пуст — этим утром некому было тревожить покой древних стен. Лишь где-то далеко, на верхней восточной галерее, хор разучивал песнопение для вечерней службы.

Полоснув глазами по золоту соборной росписи, Антонио остановился взглядом на огромном изображении Спасителя над недосягаемым алтарем. Антонио вгляделся в образ, перекрестился и тихонько произнес: «Господь Иисус Христос, Царь Славы, помилуй меня и спаси…» Толком не закончив молитвы, он вышел из собора в солнечное утро. Пройдя Дворец Дожей, он повернул налево и побрел вдоль набережной Большого Канала. «Что это со мной? — думал он. — Наверное, наваждение… Перезанимался вчера».

Засмотревшись на одинокую чайку, парившую над Каналом, Антонио не заметил выпуклого камня, предательски торчавшего из булыжной мостовой. Опомнился он уже в полете… Нежные, но цепкие руки подхватили его и вновь поставили на мостовую.

— Спасибо, синьора… — начал было Антонио, но слова застряли у него в горле.

Сверху на Антонио смотрела Святая Анна Павийская.

— Прости, я снова напугала тебя… — голос женщины был каким-то обволакивающим. «Наверное, она хорошо поет…» — некстати пронеслось в голове у Антонио.

Белокурая, с пронзительными зелеными глазами, она глядела на Антонио ласково, без иронии.

— Я… — выдавил из себя он, но незнакомка мягко коснулась пальцем его губ.