Давид Константиновский - Ошибка создателя Страница 5

Я посмотрел на Надю:

— Ты знала об этом?

Она кивнула.

— Ты это сделала?

Она кивнула.

— Зачем?

— Видишь ли, Юрков, этот твой новичок — с сюрпризом. Я оживила его и пошла к тебе сказать: все в порядке. Увидела, что ты еще на связи, вернулась сюда, — а этот 77-48А валяется на полу, у него предохранители выбило. Ну, я закоротила их и еще раз воспользовалась витализером Джиффи. Видишь, теперь робот в порядке.

Я ввел предохранители. Робот никак не реагировал на это. Он был исправен, все агрегаты функционировали нормально.

Я сказал Надежде, что она говорит чепуху. Разве можно работать без предохранителей? Это ценное оборудование, и рисковать им, вставляя какие-то «жучки»?

Она оправдывалась, но я вышел из себя… В самом деле, «жучки»! Этого только не хватало!

Вечером она все же пришла ко мне, но заявила, что сделала это лишь из страха перед роботами. Мы помирились.

То, что все улетели на сессию, имело и свои плюсы.

Мы могли запросто бывать друг у друга. Впрочем, едва ли под колпаком нашей маленькой Станции можно сохранить что-нибудь в секрете. Но все условности и здесь, разумеется, имели силу, и мы старались их соблюдать Казалось, будет прекрасный вечер…

Топот!.. Стук в дверь.

Надя побледнела, да и я, пожалуй, тоже.

— Кто? — спросил я. Если это робот — он не может войти без разрешения. Людей же, повторяю, на Станции не было.

— Семьдесят семь сорок восемь а, — услышали мы. — Мне нужно войти.

Я глянул на Надю.

— Не входи, — сказал я.

— Я должен войти, — ответил робот.

— Ступай в свой отсек, — приказал я.

— Я должен войти, — было мне ответом.

— Ступай в отсек! — повторил я.

Эта махина коснулась стены, и в углу осыпалась краска.

Надя нервничала, — она боялась его. Мне тоже стало не по себе: поведение робота было опасным.

Короткая лунная история знавала и такие случаи, когда в роботов намеренно вводились программы агрессивного поведения…

— Ступай в свой отсек!

— Я должен войти.

У меня в комнате был маленький пульт внутренней связи. Я показал Надежде на пульт, и она поняла меня.

Она тихо набрала 77-48А и сказала вполголоса:

— Ты где?

— Я возле двери Юркова, — ответил робот. — Он не впускает меня. У меня сообщение. Важное сообщение.

Это несколько меняло дело, но поведение робота по-прежнему оставалось опасным. Какими важными сообщениями он мог располагать?

— Жду тебя в твоем отсеке, — сказала Надежда. — Может, придешь?

— Иду, — ответил робот, и мы услышали, как он затопал вниз по стальной лестнице.

Надя набросила куртку на плечи:

— Я должна выполнять обещания. Не скучай, я скоро вернусь.

Но я отобрал у нее куртку. Проследив по пульту, что робот ушел в свой отсек, я нашел кнопку двигателя аварийной ширмы.

Бетонная стена с гулом опустилась на фундамент Станции, отделив жилые помещения от тех, где помещались роботы.

Затем я набрал 77-48А:

— Ты приходил ко мне?

— Да. Приходил. У меня сообщение. Важное сообщение.

— Сегодня никто из людей не будет говорить с тобой. Утром увидимся.

— Важное сообщение… — повторил робот. Я отключил связь.

Ну какие у него могут быть важные сообщения?

Потом я достал книгу. Надя прикрыла глаза, а я подложил под спину подушку, чтобы устроиться поудобнее, и начал читать вслух:

«Едва я высадился на остров, как меня окружила толпа народа; стоящие ко мне поближе, по-видимому, принадлежали к высшему классу. Все рассматривали меня со знаками величайшего удивления; но и сам я не был у них в долгу в этом отношении, потому что мне никогда не приходилось видеть смертных, которые бы так поражали своей фигурой, одеждой и наружностью. У всех головы были скошены направо или налево; один глаз смотрел внутрь, а другой вверх к зениту. Их верхняя одежда была украшена изображениями скрипки, флейты, арфы, трубы, гитары, клавикордов и многих других музыкальных инструментов, не известных в Европе. Я заметил поодаль множество людей в одежде слуг с наполненными воздухом пузырями, прикрепленными наподобие бичей к концам коротких палок, которые они держали в руках. Как мне сообщили потом, в каждом пузыре находится сухой горох или мелкие камешки.

Этими пузырями они время от времени хлопали по губам или ушам лиц, стоящих подле них, значение каковых действий я сначала не понимал. По-видимому, умы этих людей так поглощены напряженными размышлениями, что они не способны ни говорить, ни слушать речи собеседников, пока их внимание не привлечено каким-нибудь внешним воздействием на органы речи и слуха; вот почему люди достаточные содержат всегда в числе прислуги одного так называемого хлопальщика (по-туземному — КЛАЙМЕНОЛЕ) и без него никогда не выходят из дому и не делают визитов. Обязанность такого слуги заключается в том, что при встрече двух, трех или большего числа лиц он должен слегка хлопать по губам того, кому следует говорить, и по правому уху того или тех, к кому говорящий обращается. Этот хлопальщик равным образом должен неизменно сопровождать своего господина в его прогулках и в случае надобности легонько хлопать его по глазам, так как тот всегда бывает настолько погружен в размышления, что на каждом шагу подвергается опасности упасть в яму или стукнуться головой о столб, а на улице — сбивать с ног прохожих или самому очутиться в канаве».

3. Рассказывает Фревиль

Я потратил все утро на то, чтобы разыскать Армана!

Он определенно скрывался.

Меня удивляет, что у многих людей существует весьма стойкое представление о структуре Отдела как о строго детерминированной системе, легко управляемой во всех звеньях и на всех уровнях. На самом же деле можно придумать все что угодно — даже превратить Академию наук в Департамент науки, по-прежнему руководитель лаборатории не будет знать о судьбе подписанных им к печати работ, а своего собственного сотрудника ему по-прежнему придется разыскивать часами…

В конце концов Арман все же появился у меня. Ну и что?

Удалось ли мне узнать у него что-либо новое? Он молчал. А если и говорил — в его словах был нуль информации. Я потребовал, чтобы он принес мне ту работу, которая стояла в плане под номером семь; я не выговаривал ему — просто сказал: хочу познакомиться с этой работой. Арман обещал, но мне ясно было — он не станет спешить.

Да, так-то вот… Я уж даже, под конец разговора, пожаловался Арману, так я был расстроен, — ему же и пожаловался, на то, что меня совершенно подавляет моя должность, я хотел бы переложить ее на вполне надежного человека, которому я мог бы довериться, тогда бы мне удалось, наконец, вернуться к науке… Тут я заметил, как у Армана порозовели щеки; я остановил себя, мне вдруг пришло в голову, что Арман мог принять мою нечаянную жалобу за деловое обещание; я застыдился этого своего соображения, однако все же поспешил повернуть разговор: