Виктор Гончаров - Долина смерти (Искатели детрюита) Страница 50

Его провезли недолго и, в подтверждение правильности решенной им дилеммы, причинили ему острую боль в коленном суставе. Это произошло оттого, что правая его нога подвернулась под туловище… Стукнул камень, преградивший в пещеру доступ живительного тепла и воздуха.

Через несколько минут рабфаковец почувствовал, что начинает задыхаться. Борьба между роковым оцепенением и острым желанием жизни возобновилась с новой силой. Длилась она еще несколько минут, и сила жизни победила.

Сконцентрировав всю свою волю на одеревеневших мышцах левой ноги, рабфаковец смог, наконец, толкнуть ею отгораживающий его от солнца и воздуха камень. Выползал из пещерки он, подобный змее, окоченевшей от холода. Конечности не слушались. Но как только знойное светило насквозь пронизало своими лучами оцепеневшее тело и наполнило теплотой застывшую кровь, рабфаковец встал на ноги. Массажем он быстро восстановил нормальную циркуляцию крови, а вместе с тем и отчетливость мысли.

— Нужно догнать бандитов. Нужно во что бы то ни стало лишить их возможности использовать карту. — Что мысль эта явилась не как следствие летаргической расслабленности мозгов, а как результат зрелого размышления, не признающего препятствий и оттяжек, показало поведение рабфаковца. Он во всю прыть, несмотря на боль в коленном суставе, пустился догонять бандитов.

Они, видимо, не спешили, так как уже через полчаса рабфаковец завидел их. И только тогда он сообразил, что гонится за хищниками с голыми руками: у него не было ни карабина, ни револьвера, ни даже перочинного ножа — бандиты все забрали… очистили до последней нитки…

Сдержав свою прыть, рабфаковец, тем не менее, продолжал преследование, прячась за стволами деревьев. Он рассчитывал на помощь всемогущих обстоятельств.

Теперь всадники благодушно беседовали. Сидорин то и дело заливался отрывистым деревянным хохотом, чем-то дразня своего мрачного товарища. Тот огрызался в ответ, впрочем, вполне миролюбиво. Подкравшись на расстояние четырех-пяти саженей, невидимый наблюдатель услышал приблизительно такой разговор:

— Аполлон, Аполлон, так сколько, говорите, домов отобрали у вас большевики?..

— Пять, сволочи…

— А где?.. Один на Лубянке, другой?..

— …другой на Полянке, третий на Якиманке, четвертый на Поварской, пятый на Тверской…

— Хе-хе-хе… ловко!.. В рифму отбирали… А сколько они вам оставили?

В ответ на второй вопрос Аполлон мрачно засопел носом и сосредоточенно уставился в сторону. Сидорин опять раскатился деревянным смешком.

— А что мы с вами сделаем, когда у нас будет детрюит?.. — снова задал вопрос Сидорин и с видимым наслаждением стал ждать ответа.

Аполлон круто повернулся в седле и выпалил, смакуя:

— К чертовой бабушке взорвем Кремль, передавим большевиков, расколем черепа комсомолятам, передушим пионеров!..

«Маньяки, — заметил себе рабфаковец, — надо их поскорее ликвидировать».

…Неожиданно рокот лесного водопада покрыл птичий гомон и оборвал разговор полоумных друзей. Седая скала открыла белую, как снег, и пушистую, как вата, ленту студеной воды. Авантюристы, томимые зноем и жаждой, резко свернули в сторону соблазнительной влаги.

Пользуясь шумом воды, рабфаковец подобрался к ним почти на две сажени. Густые заросли папоротника способствовали ему в этом. Уже не стало слышно разговора, но видно было, как шевелятся губы друзей, возобновивших приятную беседу. Затем они подъехали к водопаду, к которому потянулись лошади, и заговорили с еще большим оживлением. Сидорин соскочил с седла, за ним — Аполлон. Лошади были отведены в сторону, им не дали напиться, и рабфаковец решил, исходя из этого, что обстоятельства складываются в его пользу: если лошадей не поили сейчас же, значит, бандиты не рассчитывали на немедленное продолжение пути; значит, они собираются отдохнуть, может быть, закусить.

Покрытые мылом кони стояли от него в трех аршинах. На одном из седел висел его карабин…

«Прыгнуть, сорвать карабин, пристрелить обоих бандитов…» — родилась отважная мысль в голове рабфаковца, но он не успел сделать этого: бандиты снова подошли к лошадям. Они расседлали их и седла вместе с переметными сумами перенесли на берег водопада.

— Растяпа… — укорял себя рабфаковец. — Упустил хороший момент… — Но тут же он задрожал от охватившей его радости: бандиты раздевались; бандиты хотели освежиться в студеном потоке…

Прошло минут пять, пока последняя часть туалета не была снята с распаренных тел. За это время рабфаковец успел приблизиться еще шага на три. Подобраться ближе он не мог, так как заросли обрывались в полутора саженях от водопада. Теперь голые авантюристы стояли на краю водопада вполуоборот к невидимому наблюдателю и давали себе остыть прежде, чем окунуться в пенистую, клокочущую влагу.

Невольно рабфаковец отметил массивность мускулистых форм одного из авантюристов и звериную ловкость другого. Аполлон в голом виде скорее заслуживал наименование Геркулеса, чем бога солнца, имя которого он носил. Сидорин же имел телосложение и грацию гибкой пантеры, и в мягкой резвости его движений чувствовалось коварство хищника.

«Парочка отменная», — подумал рабфаковец и решил не злоупотреблять своей отвагой. Из-за своего прикрытия он видел, что ближний берег не представлял удобств для купания, в то время как на противоположном находился небольшой водоем, где вода не пенилась и не клокотала. Если приятели хотят хорошо искупаться, они должны будут перейти на тот берег. Так подумал рабфаковец и оказался прав.

Бандиты дали своим телам остыть, затем разбежались и прыгнули через неширокую ленту воды. В ту же секунду выскочил из-за своего прикрытия не знающий страха рабфаковец…

До одежды и до седел, подле которых лежало оружие, было не больше полутора сажен, но он забыл о своем больном суставе и… запнулся на первых же шагах, поддав ногою отмерший сук. Сук затрещал… Сидорин, висевший в этот момент над серединой водопада, кошкой перевернулся в воздухе, упал на ноги на противоположном берегу и, сейчас же оттолкнувшись от него, прыгнул в обратном направлении… Рабфаковец, пренебрегая мучительной болью в опухшем суставе, сделал отчаянный прыжок вперед. Они столкнулись как раз над оружием — оба с одинаковой инерцией… Сидорин скользким угрем увернулся от объятий, которые ему приготовил рабфаковец, и проскочил меж его ног, не успев, однако, поднять с земли револьвера. Он во второй раз попытался увернуться от враждебных объятий, но был пойман сзади за пояс… Рабфаковцу нужно было смотреть в оба; он ничего бы не имел против, если бы у него в этот момент было четыре глаза: два спереди, два сзади…