Григорий Неделько - Это все нереально! (сборник) Страница 50

Децербер сдул с носа новую снежинку.

— По большей части, — сказал он.

— Нуу, за ними нужен уход, — начал Вельзевул тоном опытного торгового агента. — Ты пробовал кормить их электричеством?

— Пробовал. Ничего.

— А пробовал не кормить?

— Пробовал.

— И что?

— То же.

— Хочешь сказать, они бракованные?

— Да нет, наверно… Просто чересчур похожи на нас с тобой. — Децербер взгоготнул. Его гогот, вызывавший в иные времена несильные землетрясения, сейчас ассоциировался с хлопающим на ветру дырявым целлофановым пакетом.

Вельзевул сочувственно помолчал — минуту или около того, была у него такая привычка.

— В остальном дела, надеюсь, норма? — уточнил дьявол.

— Ну как… — ухмыльнулся Децербер. — На головы немного подавливает.

— Насколько немного?

— АААААААААААААААААААААААААА!

Тишина…

— Понятно, насколько, — сказал Вельзевул, успокоившись.

— Я тут, — промычал Децербер. — Я валяюсь на полу.

— Немного болит голова?

— Ага, случился совсем небольшой приступ.

— И давно?

— Только что!

— Я говорю, давно болит?

— Да как проснулся и осознал, что за духовка творится на улице. Наверное, это всё из-за жары…

Вельзевул снова помолчал.

— А что если нет? — спросил он.

— Если нет чего?

— Если не от жары?

— Да фиг знает от чего! Но болит жутко. Никогда так не болела, — пожаловался пёс.

Пожаловался? Это на него не похоже. Вельзевул не на шутку обеспокоился: чтобы лишить Децербера самообладания, нужно… Стоп, неужели Децербера можно лишить самообладания?! Но это же невероятно!..

Вельзевул предложил другой вариант:

— Может, пьянка?

— Конечно!

— Что конечно?

— А что пьянка?

— Хм. — Вельзевул был озадачен.

Непродолжительное молчание.

— Я имел в виду, может, последствия пьянки? — объяснил дьявол.

— Ха-ха, Вельз! Да ты чего? Когда у меня после пьянки болели головы?

— А что, никогда не болели?

— Ну, вот у тебя болели?

— И не раз.

— Хм. — Децербер был озадачен.

Коротенькое молчание.

— Покажись доктору, пусть он тебе скажет, отчего у тебя похмельный синдром.

— Это не похмельный синдром, — уверенно заявил Децербер.

— Откуда ты знаешь? У тебя же никогда его не было! — поймал пса Вельзевул.

— Читал в книжках, — поймал дьявола Децербер.

— Всё равно сходи. Я могу записать тебя на своё имя в клинику «Здоровый дух».[4]

— Какой ещё дух? Призрак? — шутил ли Децербер, понять было сложно.

Вельзевул пустился в объяснения:

— Да нет, это выражение такое… В здоровом теле — здоровый дух. Душа, типа.

— Душа? Какая душа?.. А, монета?

— Да не… Это… в общем… Означает, что у тебя внутри…

— У меня? Внутри?

— Да. То есть нет… Как бы да, но на самом деле нет…

— Вельз, а тебе самому не надо показаться доктору?

— Короче… короче, это фигура речи такая.

— Душа? Которая внутри меня?

— Ну да. В общем… не обращай внимания.

— Хм.

— Всё равно уже никто не знает про душу.

Теперь инициатором молчания выступил Децербер.

— Вельз, но если это всё-таки монета…

– Децербер, тебя записывать или нет?

Пёс по-человечьи почесал за ухом.

— Не знаааю… Вообще-то я не очень люблю докторов.

— Трудельц — хороший доктор. Многоплановый специалист.

— Даа?

— Да, поливрач.

— Это как?

На том конце провода Вельзевул красноречиво взмахнул рукой.

— Это… как мультиинструменталист, но применительно к медицинским специализациям.

— Подожди-подожди. — Децербер замотал головой, но осторожно, чтобы не бередить «рану». — То есть, значит…

— Значит, он может и в глаз, и в ж… Ррр! Децербер, ты издеваешься?

— Яаа? Неэээт, — честно, как обычно, протянул пёс.

— Так записывать тебя?

— Какой-то ты необычно раздражительный, Вельз, — бас Децербера звучал задумчиво. — А у тебя, случаем, не болит голова?

— Дец…

— Вельз, если дома такая парилка, что же творится за порогом? Да меня там заживо запечёт.

— …Или я сам свожу тебя к доктору.

Децербер тотчас прекратил посмеиваться, поскольку невозможно совмещать нервный кашель и беззаботное посмеивание.

— Нет, на этот позор я пойтить не моху!

— 13:15. Сегодня. Зелёная Площадь, 3. 416-й кабинет. Гер Трудельц. И, Дец, не опоздай.

Децербер распрощался с Вельзевулом («Бла-бла-бла… Ладно!») и повесил трубку.

Фон, сочтя это подходящим моменту, завёл на всю катушку какой-то блюз-рок.

Децербер не вспомнил бы, как добрался до клиники «Здоровый дух». Пёс был сосредоточен лишь на том, чтобы не обращать внимания на жару, из опасения, что она испепелит его в тот же миг, когда он её заметит. Ноги пса работали автономно; как и его внутренний вектор, указывавший ему маршрут к дому номер три, что на Зелёной Площади; как и его мысли, которые он отослал погулять на время пробежки. Мысли могли отвлечь внимание, обратив его на происходящее вокруг, а это, по мнению Децербера, означало закончить жизнь во цвете лет кучкой пепла на тротуаре. Ураган «Децербер» ворвался в клинику без трёх минут семь, воспарил над ступенями лестницы, начисто проигнорировав гравилифт, хотя, скорее всего, попросту забыв о нём в спешке, пронёсся до IV этажа с такой скоростью, словно двигался по дорожке переноса[5], миновал один коридор — покороче, второй — подлиннее, хлопнул себя по лбу, когда понял, что повернул не туда, возвратился назад, одолел коридор № 3 и замер напротив двери с табличкой

«Док. Трудельц Г.

Приём:

с 11:30

до 19:30

Обеденный перерыв: 14:00–15:00

Милостиво прошу не опаздывать.

Заранее уважаю»

Ниже висел прикреплённый кнопкой листок: в нём говорилось, что док. Трудельц готов продать вам бацилы по сходной цене.

Этимология слова «бацилы» достаточно занимательна. Изначально место «бацил» занимали «бахилы», буква «х» в которых каким-то шутником с неконтролируемым чувством юмора была исправлена на «ц». Букву «ц», в свою очередь, тоже зачеркнули, а над ней твёрдой рукой написали ещё одну «х». Которую, судя по почерку, всё то же существо с замечательным чувством юмора опять переправило на «ц». Но твёрдая рука служителя грамотности не дрогнула и повторно ликвидировала ошибку, вынеся букву «х» за пределы листка — прямо на белоснежную дверь.

Децербер отчего-то был уверен, что на этом противоборство двух титанов филологии не закончится. Он занёс кулак над дверью, собравшись постучать, но был остановлен властным голосом с призвуками шипения и чавканья. Шипели и чавкали где-то справа, за пальмоподобным деревом в горшке.