Сергей Снегов - Посол без верительных грамот Страница 53

Вначале они оперировали с бабочками и мухами, потом с кроликами и курами. И каждый раз, без единого исключения, все удавалось. И у Лоренцо и у Франца в лаборатории имеются мухи, пережившие своих прапраправнуков, столь же старые куры; те, возможно, переживут весь свой род, такие в них вконструированы возможности.

И тогда встал на очередь вопрос о сотворении в человеческом мозгу сверхцентра бессмертия.

— Ты согласился поставить эксперимент на себе, так? — высказал догадку Генрих. — Ты разрешил Лоренцо поэкспериментировать с тобой?

Нет, все было по-иному. Оба решили одновременно стать объектами эксперимента. И каждый переконструировал себя сам, не прибегая к помощи другого. На этом настаивал Лоренцо. Франц согласился, ибо исследование так продвинулось, что они, не вскрывая черепной коробки, могли самостоятельно прооперировать свой мозг. Ох, пусть Генрих не делает удивленного лица, нет ничего столь раздражающего, как неумеренное удивление вместо внимания! И пусть он задернет штору, ужасно, как светит солнце в саду! Сюда оно не проникает, но одна мысль, что там оно такое яркое, может свести с ума. Техника самооперации в мозгу слишком сложна, он не может на ней остановиться, он сделает это завтра, на сессии Академии наук, Генриху надо набраться терпения. И не в ней суть, в операции, а суть в том, что операций не одна, а две, и одна из них, рациональная и дальновидная, полностью разработана Францем, а вторая, искаженная, уродливая, содержит усовершенствования Лоренцо — он именно так, усовершенствованием провозглашает свое чудовищное творение.

— Иначе говоря, его операция в мозгу неудачна, то есть не создает сверхцентра бессмертия? — деловито уточнил Генрих.

Лицо Франца перекосилось от возмущения. До чего примитивны иные люди, даже считающиеся разумными! Операция, разработанная Лоренцо, неудачна, — конечно, именно поэтому Франц и не принял ее, — но о том, что она не творит сверхцентра в мозгу, не может быть и речи; так же просто и надежно творит, как и первая операция. Но только какое обеспечивает бессмертие, вот о чем спор!

— Генрих, прошу тебя, не взмахивай руками, это так ужасно, когда ни с того ни с сего размахивают руками! И не егози в кресле, неужто нельзя сидеть безмятежно, я же лежу спокойно, не вскакиваю, не действую другим на нервы своей суетливостью, почему же мои друзья не могут вести себя так же невозмутимо?

— Прости, жест вырвался случайно. Итак, две операции, создающие сверхцентры? И соответственно два разных типа бессмертия?

Да, да, наконец-то Генрих разобрался! Два сверхцентра и два типа бессмертного существования — и настолько разные, что даже мысленно их не соединить! Еще при работе с мухами они обнаружили, что существует не один, а два способа консервирования жизни. И каждый из этих способов создания бессмертия приводил к быстрой гибели подопытного организма.

В этом месте Генрих снова не удержался от жеста удивления. Бессмертие приводит к гибели? Как понять такой парадокс? Франц не видел никакого парадокса. Бессмертие осуществляется, но порождает свои особые требования к внешней среде. В одном случае сильно сужается область внешних условий, при которых бессмертие, так сказать, действенно. И смертная жизнь не функционирует при высоких и низких температурах, больших давлениях и в вакууме, в сильных электрических и гравитационных полях, при полной недвижимости, при огромной скорости… Бессмертное существование еще придирчивей к внешним условиям. Бессмертие осуществляется лишь в безмерно суженном спектре жизненных условий.

— Взгляни на меня. Пойми меня, — потребовал Франц. — Вдумайся в меня, Генрих! Я ныне в принципе бессмертен. Я могу существовать, не меняясь, тысячелетия, десятки тысяч лет. Этого я достиг. Но бессмертие мое реально лишь тогда, когда температура воздуха не больше чем на два градуса отличается от двадцати, давление не падает и не поднимается больше чем на два процента, никто меня не толкает, не заставляет бегать, не ослепляет чрезмерным светом, не терзает темнотой… Ох, как много «если» требуется для жизнедеятельности бессмертного организма! Мне требуются особые условия, но если их обеспечить, я буду жить вечно. И это главное — я буду жить вечно!

— Живым экспонатом бессмертного организма, существующего лишь в тепличной обстановке! — не удержался Генрих, потрясенный. — Как это ужасно!

Замечание его произвело на Франца меньшее впечатление, чем мог ожидать Генрих. Франц усмехнулся. Улыбка казалась неумело нарисованной гримасой, не вязавшейся с истерзанным лицом. Он остановится на этом возражении. Что значат формулы «тепличные условия», «искусственный мир»? Вся история человечества сводится к созданию в естественном мире своего, искусственного мирка, внедрению в быт тепличной обстановки. Огонь, дар Прометея, одежда, дома, скафандры, корабли — разве все это не обеспечивает нам условий, не существующих в натуральном мире? А наши книги, музыка, стихи, танцы, картины, фильмы? Ведь это же искусственно созданный мир, и без него, вне него мы давно жить не можем! Кто осмелится утверждать, что в природе, самой по себе, существуют симфонии Бетховена, драмы Шекспира, стихи Пушкина? Нет, подбери возражение убедительней, это слабовато, Генрих! Я лишь продолжаю тенденцию создания искусственного мирка, характерную для всего человечества. Да, правда, я довожу до высокой остроты, до пронзительной узости спектр жизнеобеспечивающих условий, но зато дарую людям бессмертие! Что труднее — обеспечивать постоянство температуры в жилом помещении или сделать существование вечным? И что важнее? На иных планетах люди никогда не снимают с себя скафандров, но зато они на других, пусть неудобных для жилья планетах, а не на своей праматери Земле, такой удобной и такой недостаточной. Непросто, непросто бессмертному среди смертных людей! Он всегда должен быть в каком-то скафандре, в коконе специально подобранных жизненных условий. Но зато он бессмертен! Но зато он бессмертен!

Франц закончил страстную тираду ликующим возгласом. Генрих некоторое время молчал, затем сказал:

— Кажется, понимаю. Бессмертие в узком желобке жизнеобеспечивающих условий. А что сделал Лоренцо?

Лицо Франца страдальчески искривилось. Генриху показалось, что друг разрыдается. Лоренцо восстал против сужения спектра условий, обеспечивающих жизнедеятельность. Он, как и Генрих, обругал полученное в экспериментах над курами существование тепличным. Он потребовал расширения, а не сужения возможностей. Он хотел просторного, как саванна, беспредельного, как море, существования, узенькие желобки его не устраивали. И он добился своего, глупец! Две недели назад он просидел на обрыве Этны три часа, вдыхая сернистые испарения вулкана, и даже насморка не схватил. А перед тем подверг себя месячной голодовке, неделю не утолял жажды — и все ему как с гуся вода. Он и не такое делал! Он размозжил камнем палец на левой руке — через час рана затянулась, через день палец полностью зажил. Он хвастает, что может вынуть глаз и обратно вставить его — и глаз будет видеть. А если не вставит глаза, то вскоре вырастет новый! Правда, такого эксперимента он на себе еще не ставил, но на курах они удались, отрицать это невозможно.