Станислав Рем - Пропавшая экспедиция Страница 58

— А вы не боитесь, что ситуация может полностью стать неконтролируемой?

— У вас для этого имеются опасения?

— Заложник, как вы выразились, уже есть. Зачем в таком случае «Гюрза» перекапывает весь город в поисках семьи Санатова? Или это тоже ваш приказ? А их на что будем менять?

— Я подумаю над вашими словами. Мы свяжемся с вами сами.

Щетинин высунулся в окно и с восторгом вдохнул знойный летний воздух: хоть и не в отпуске, а жизнь продолжается.

За спиной отозвалась «сонька». Дядька прислал новое сообщение. СЧХ развернул стул на сто восемьдесят градусов, спинкой к монитору, привычно оседлал его. Информация, которую прочитал Сергей Викторович, его не удивила:

«Инициатива строительства Зейской ГЭС исходила от члена-корреспондента Академии наук СССР, академика Ельцова Глеба Борисовича. Именно он курировал проект на уровне ЦК до 1972 года. Отмечу: родной брат Ельцова Г. Б., Ельцов Николай Борисович, одно время работал в секретариате Академии наук СССР до 1968 года. В августе того же года Ельцов Н. Б. был откомандирован Академией наук СССР, по рекомендации ЦК КПСС, в г. Благовещенск Амурской области, в областной исполнительный комитет для проведения контроля над работами на ЗеяГЭСстрое. Сын Николая Борисовича, Ельцов Юрий Николаевич, по настоянию родителя поступил в Благовещенский государственный педагогический институт им. М. И. Калинина в том же 1968 году, на геофак. На данный момент Ельцов Ю. Н. является деканом вышеозначенного факультета.

К сожалению, выяснить, кто пригласил контрактников на работу, не удалось.

Обнимаю».

— Я был последним, кого Батя отобрал в экспедицию. — Савицкий вырвал из земли травинку и теперь бессмысленно крутил ею перед собой. Сашка понимал, таким способом тот несколько успокаивал себя, а потому молчал, хотя вертящаяся практически перед его носом трава раздражала. — Признаться, до сих пор не могу понять, почему. Несколько раз вся будущая экспедиция собиралась у него на квартире. Один раз даже приезжал академик. Чаще всего сидели на кухне. Там-то я, кстати, и услышал впервые эту песню.

— Песню? — теперь пришла очередь удивляться Сашке.

— Ну да, — кивнул старик. — Ту, что отослал Урманскому. Это не стихи, песня. Её Батя постоянно напевал. Причём у этой песни любопытная история. Первый куплет написал Колодников. И напел его Бате. А тот уже продолжил. Конечно, простая песня, но вот прилипла. На всю жизнь. — Он замолчал.

Донченко отпил из фляги воды, протянул её майору.

— А зачем вы опубликовали её? — опер откинулся на спину. — Столько лет молчали и — на тебе.

— Молчал, потому как было что терять, — выдохнул Савицкий. — Теперь терять нечего. Всё потеряно. Осталось только умереть. А уйти хочется со спокойной совестью. Вот потому и опубликовал.

— А если бы не прочитали?

— Прочитали, — с уверенностью сказал Савицкий. — Не пришла бы Мишкина мама в библиотеку, нашла бы номер в почтовом ящике. Не нашла бы в ящике — наткнулась на него у соседки. Нашёл бы способ.

— Вам кто-то помогал в городе? — Лёха прислушался.

Тишина пока ничем не нарушалась.

— Да. А вот кто — не скажу. Неприятности этому человеку не нужны. Так мне продолжать?

— Да, — отозвался опер. — Только предупреждаю: даю минут десять. Потом, простите, будет рекламная пауза со спортивной ходьбой.

Старик не смог скрыть улыбку:

— Хорошо. Итак, мы вышли в июне, — снова окунулся в воспоминания Савицкий. — Выехали в Увал. Пять человек. Батя, я, Профессор, Борода и Балтика. Последний служил на Балтийском флоте, отсюда и прозвище. Пошли только те, кто поверил Бате и Колодникову. Вообще-то, первоначально нас было семеро. Но двое отказались. В Увале ждал Ванька. Откуда Батя с ним был знаком, не знаю. Но встретились как старые друзья. Ванька-то нас и повёл по тайге. На Граматухе провели три дня. Вы там уже побывали?

— Я был, — сказал Рыбаков. — Что искали? Сын проводника говорил, будто вы с лопатами там бродили?

— Точно, бродили. — Старик отбросил травинку. — В нашу задачу входило аккуратно пробить шурфы вокруг вросших камней и по почве приблизительно определить возраст каменных захоронений. По первоначальной версии Колодникова выходило, будто те гранитные бруски были выброшены на берег речки сравнительно недавно. Понятное дело, в историческом понимании. Но это он предположил в шестьдесят первом. Тогда на данную информацию мало кто обратил внимание. Ну, за исключением тех… А потом к Ивану Иннокентиевичу поступила информация о том, будто точно такие же бруски лежат и на Норе. Вот тогда-то он и заинтересовался блоками. Организовал экспедицию в шестьдесят восьмом. Сначала исследовали блоки на Граматухе. Ничего примечательного на тот момент не обнаружили. И так бы и ушли, думая, будто это кто-то до революции хотел перевезти материал, да бросил его, если бы не начали более детальное исследование небольшого поселения…

— Граматухинского заповедника? — заметил майор.

— Именно. Там-то, под примитивной кладкой, Колодников и обнаружил точно такие же блоки. Мохэ их укладывали в качестве фундамента. Вот тогда-то у академика и появилось желание посетить Нору. Проверить, а что там? Проверили. И нашли точно такие же блоки. И оленёнка. Вы ведь по нему меня отыскали? — Владимир Сергеевич посмотрел в небо. Синева посмотрела в ответ. — Только исследовать камни на Норе академику не дали. Экспедицию сняли. Колодникову — выговор.

— Кто не дал? Наши? Благовещенские? — тут же перебил Сашка.

— Нет, Москва. Академия наук. Впрочем, и наши подсуетились. Выговор по партийной линии влепили. Причину какую-то банальную нашли. Только одного не учли. Колодников хоть и был академиком, да от народных масс не отрывался. Ему про этих оленей местные историки сообщили. Об олене на Гилюе сообщение пришло в декабре, от учителя сельской школы.

— И про блоки?

Донченко прислушался. Где-то вдалеке стучал движок моторной лодки.

— Нет. — Кадык на горле Савицкого дрогнул. — Про блоки как раз он ничего не знал. Но зато написал о другом. Что, мол, в десяти километрах от села стоит непонятное сооружение. Заросшее мхом. Вроде как курган. Видел его издали, подойти боялся. Кругом болото, место топкое. Вот, собственно, и всё.

— И что в этом кургане могло заинтересовать Колодникова? — не сдержался Рыбаков. — Таких курганов тысячи.

— Не скажи, — неожиданно возразил Донченко, чуть привстав на колени. — Холм посреди болота — действительно любопытно.

— И чем?

— Хотя бы тем, что природных холмов посреди болот не бывает. — Донченко вытянулся, прислушиваясь, в результате чего стал напоминать журавля и одновременно продолжал мысль: — Жижа не поглотила, дожди и снега не размыли, климат наш, резко-континентальный, не повредил. Выходит, холм неземляной. К тому же, обрати внимание: поросший мхом. То есть стоящий посреди болота давно. Вопрос: что появилось раньше? Болото вокруг кургана или курган на болоте? А теперь быстро хватаем манатки — и в кусты. Кажись, по нашу душу движок стучит.