Игорь Поляков - Хомомахия Страница 6

Все подумали о водителе, но никто ничего не сказал. И так понятно, что, или тот скоро обнаружится, или они найдут то место, через которое мотоциклист-каннибал покинул тоннель. Все надеялись на последнее, но, каждый из путешественников по-своему и молча.

Они пошли дальше. Егор впереди, за ним Василий, далее Влад с девушками, и замыкала процессию Аделаида Павловна, идущая метрах в пяти от основной группы.

– Если я правильно понимаю, они на мотоцикле заехали в тоннель в прошлом столетии, – сказала Маша, размышляя на ходу, – долго искали выход, потом мужик убил женщину, немного объел её и исчез.

– Почему сразу мужик? – встал на защиту мужского племени Влад. – Может, две лесбиянки путешествовали по Европе, одна из которых оказалась проворнее и сильнее.

– Сам-то веришь в это? – спросила Маша.

– Нет, – вымученно улыбнулся Влад.

В наступившей на мгновение тишине раздался злой голос Аделаиды Павловны:

– Как я понимаю этого мужика. Если бы у меня был молоток, я бы тоже забила насмерть всех вас. Одного за другим, и смеялась бы вашим крикам.

Никто ничего не ответил на этот выпад, и только Егор, не оборачиваясь, произнес риторическую фразу:

– Это тоннель виноват в том, что мы начинаем меняться. Усталость, голод, обезвоживание, утерянные надежды, – скоро мы начнем ненавидеть друг друга. И тогда, – спаси Господи, наши души.

10

Первым сдался Влад. Он просто сел на асфальт и сказал:

– Все. Я больше не могу. Я устал. Мы идем уже шесть часов, и, я так понимаю, можем так идти до бесконечности, и ничего не изменится.

Он отвалился на спину, вытянул ноги, закрыл глаза и закончил свою фразу:

– Сейчас надо отдохнуть, иначе мы никогда никуда не придем. Попить воды, полежать, подумать.

Маша, словно только этого и ждала, тоже повалилась на асфальт рядом с Владом.

– Ну, что ж, привал, – пожав плечами, сказал Егор, – рано или поздно это должно было произойти.

Он задумчиво смотрел на людей, которые расположились группами: Саша пристроилась к Маше. Василий, снова дав каждому по два глотка воды, лег в стороне от них, приспособив под голову кофр. Аделаида Павловна села метрах в десяти от всех, и, глядя исподлобья, стала деловито рыться в своей сумочке.

Егор, который пока не чувствовал усталости, тоже сел. Да, он был голоден и хотел пить, но гораздо сильнее он хотел найти выход из тоннеля. И не потому, что люди поверили в него и шли за ним. Его вело любопытство – если он прав и параллельные миры существуют, то он хотел увидеть их. Если фантастика стала реальностью, то ради этого стоит терпеть муки голода и жажды, ради этого можно идти вперед, не замечая усталости. Если этот тоннель – выход в параллельный мир, то он хотел быть первым, кто увидит его.

– Как вы думайте, нас кто-нибудь ищет? – спросила Саша.

Никто ничего не сказал, только Василий открыл глаза и приподнялся на локтях.

– Если мы исчезли для всего мира, то нас должны искать, – стала рассуждать Саша, – я, например, сегодня обещала позвонить маме. Если я не позвоню, она забеспокоится и начнет звонить сама. Не дозвонится и поднимет тревогу. А у неё больное сердце, ей нельзя волноваться.

Когда она начала говорить о маме, голос изменился: она еще не плакала, но слезы проступали в голосе. Глаза увлажнились.

Егор, слушая её, тоже подумал, что за всё это время ни разу не подумал о родителях. Точнее, о маме. Отец, который все время работал, редко обращал внимание на сына, полагая, что достаточно того, что он кормит всех. Поэтому Егор воспринимал его только, как источник денег. А мама всегда была верным другом, союзником и помощником. Хотя, почему – была?

– Экскурсия рассчитана до вечера, поэтому сегодня нас никто искать не будет, – начал высказывать свое мнение Василий, – завтра, я думаю, нас тоже никто искать не будет. Если твоя мама дозвонится до российского консульства в Испании, то её для начала успокоят, накормив общими словами и пустыми обещаниями. А вот туристическая компания может заволноваться, потому что им понадобится автобус для следующих экскурсий. Реально, только послезавтра начнутся поиски. Через неделю, когда власти распишутся в своем бессилии, нас объявят пропавшими без вести, и мы пополним ряды необъяснимо пропавших людей. А таковых на планете ежедневно тысячи.

– Это ведь ужасно, – сказала Маша и, наконец-то, заплакала.

– Да, и самое ужасное то, что ваши высохшие трупы никто никогда не найдет, – злорадно улыбаясь, сказала Аделаида Павловна.

Никто ничего не сказал на эти слова. Повисшее в тоннеле молчание и холодный свет ламп.

Егор, поняв, что не сможет сидеть и ждать, сказал:

– Вы пока отдыхайте, а я пройду немного вперед. Не могу сидеть, может, что найду. Я пройду полчаса, а потом вернусь, соответственно, меня не будет час. Ну, может, чуть больше.

– Угомонись, Егор, ты ничего не найдешь, – мрачно сказал Влад. – В лучшем случае, найдешь труп мотоциклиста и все. Мне кажется, что выход нет и мы останемся здесь навсегда.

11

Егор не повернул назад через полчаса, как обещал. Интуитивно он чувствовал, что должен найти что-то, поэтому, посмотрев на часы и мысленно отметив прошедшие тридцать минут, пошел дальше. И возблагодарил Бога, свою интуицию и упрямство, когда еще через полчаса увидел за следующим поворотом тело.

Высохший труп мотоциклиста, лежащий рядом с дверью.

Дверь Егор увидел не сразу – сначала тело, лежащее на животе, а когда он стал приближаться к нему, и дверь.

Широкая и невысокая дверь из толстого листового железа с мощными петлями, вмурованными в стену. И без какого-либо намека на дверную ручку. На ровной металлической поверхности нет ничего, кроме маленького круглого отверстия в области предполагаемого замка и множества незначительных вмятин. Рядом с дверью лежал молоток со сломанной рукоятью, которым эти вмятины и были оставлены.

Егор осмотрел труп – мужчина в кожаной куртке и джинсах. Длинные волосы на обтянутом кожей черепе. Серьга в ухе. Он, перевернув труп, осмотрел карманы и не нашел документы, зато обнаружил причину смерти: с левой стороны из груди торчала рукоятка перочинного ножа.

Еще пятнадцать минут Егор потратил на то, что осматривал дверь, заглядывал в маленькое отверстие, пытался нащупать пальцами щель по всему периметру двери. Убедившись, что дверь он так просто не откроет, Егор, глупо улыбнулся и сказал:

– Сезам, откройся.

Ничего не произошло. Егор вздохнул и, посмотрев на мертвое тело, сказал:

– Как я тебя понимаю, мужик.

Еще раз посмотрев на дверь, он пошел назад. Голод, жажда и усталость сегодняшнего дня сказывались, поэтому обратно он шел больше часа, вернувшись к месту, где он всех оставил, часа через три.

За это время многое изменилось.

Когда Егор, еле передвигая ноги и мечтая только об одном – вытянуть ноги и получить несколько глотков воды, дошел до своих товарищей, то нашел их сидящими общей группой недалеко от лежащей в странной позе Аделаиды Павловны. Ему хватило одного взгляда, чтобы все понять.

Женщина была мертва.

– Я защищался, – как бы оправдываясь, сказал Василий. На нем не было очков, поэтому он чуть прищуривался, когда смотрел на собеседника. – Она дождалась, пока я уснул, и попыталась задушить меня. Навалилась всем телом и сдавила шею. Мне ничего другого не оставалось, как скинуть её. Она ударилась головой о стену, и – все. Вот, очки мне сломала. – Василий, закончив говорить, показал на разбитые очки, лежащие на асфальте рядом с ним.

Егор, посмотрев на окровавленную стену и разбитое лицо Аделаиды Павловны, подумал о том, что женщина головой о стену ударилась минимум пять раз. Он перевел взгляд на своего друга, который кивнул, подтверждая слова Василия. Маша, замороженными глазами, тупо смотрела перед собой, а Саша отвела взгляд в сторону.

Егор сел, вытянув ноги и привалившись спиной к стене, и сказал:

– Дайте мне воды, в горле все пересохло.

И он не удивился, когда после минутного замешательства, Василий сказал, что вода у них кончилась.

«Как за эти двенадцать часов все стремительно изменилось, – подумал Егор, – утром я был доволен жизнью и уверен в своем друге. Днем, шагнув в другую реальность, я был преисполнен надежд на счастливый исход самого необычного путешествия в моей жизни, встретил девушку, которая мне понравилась, и – я был уверен в своем друге. Сейчас вечером я уже ни в чем не уверен – ни в своем друге, к которому с этого момента нельзя поворачиваться спиной, ни в девушке, которая боится за свою жизнь, и её можно понять, ни в счастливом исходе этого проклятого приключения. Я достаточно спокойно смотрю на чужую смерть, и постепенно привыкаю к тому, что и моя уже близка. Если мы не откроем дверь, то следующей будет Маша. И, если труп Аделаиды останется нетронутым, то об останках Маши я такого сказать не могу. И об этом я уже могу думать спокойно, как об обычном событии в этом тоннеле».