Феликс Сарнов - Василиск Страница 6

– Сотрудничать, – вежливо подсказал Хруст.

На ящероподобном лице на мгновение возникло выражение… уже больше подходящее ящерице, чем приветливая улыбка.

– Не лови меня на слове, – буркнул Соленый. – Ты прекрасно знаешь, что сотрудничать ни я с тобой не могу, ни ты – со мной. – За такое… меня положения лишат, а могут и на ножи поставить, да и тебя твое начальство… Так что ты все-таки за базаром-то следи, тем более, я ведь тебя позвал не базарить, а просто… побалакать. В смысле, поговорить.

– Что ж, давай, говори, – пожал плечами Хруст.

– Вот я и говорю. Значит так… На земле, за которую и я отвечаю, и ты отвечаешь, происходит… Хрен знает, что. Восемь жмуров, а концов – никаких. Ни – как, ни – почему. Ну, насчет "почему", это еще пол беды – мало что ли отмороженных по нашим степям бродит? Рано или поздно что-то проклюнулось бы, а вот – как… Это уже плохо. Насчет собачек бродячих мы вообще балакать не будем. Сам понимаешь, собачки против Копчика с волыной, да еще не одного, а с шестеркой – это херня. Это просто бред сивой кобылы, верно?

– Верно, – кивнул Иван. – И верно то, что не будь Копчика среди восьмерки жмуров, ты бы не задергался. И уж конечно…

– Нет! – негромко, но сильно перебил его Соленый, и Хруст почувствовал, почти увидел, как в тускло светящемся золотыми коронками рту Соленого влажно блеснули звериные клыки.

(… хищное существо, прятавшееся за неброским костюмчиком и изношенной оболочкой человеческого тела, таившееся в этой, жалкой на вид, оболочке, заворчало и… обозначило свое присутствие… намеренно обозначило…)

– Мне из-за Копчика дергаться не по чину. Я таких, как Копчик, на хую вертел. Нет, – Соленый нахмурился и предостерегающе поднял узловатый указательный палец правой руки, – он, конечно, правильный был пацан, и разобраться здесь надо, но… Разобраться, а не, как ты выразился, дергаться. Дергаться из-за него по-хорошему тебе бы следовало, – он усмехнулся, – как никак твой крестник. Ты ведь и кликуху– то через него получил, так ведь? А он – свою, не забыл?

Иван тоже усмехнулся. Он не забыл. Он помнил тот случай, но не столько из-за Копчика и своей "кликухи", сколько…

* * *

С двумя дежурными ментами Иван тогда поехал в местный пивной бар с ласковым названием "Ивушка" – не пиво пить, а брать, или если угодно, хомутать, не в меру расшалившегося местного хулигана, Ваську-обормота (так его звала собственная мамаша, часто рыдавшая у Хруста в кабинете, то в смысле "отпустите сыночку, без папаши рос", то – "заберите стервеца, житья от него никому нету"). Обормот Васька, здоровенный двадцати двухлетний амбал, давно уже тянулся на зону, а сейчас вообще был в розыске за две угнанные тачки и развороченный хлебальник владельца одной из них, и… Тут как раз звонок из "Ивушки".

Войдя в кабак (обычно чистенький и вполне приличный), Иван увидел много валявшихся на полу стульев, разбитый вдребезги пластиковый столик, несколько испуганно жавшихся к стенке посетителей и Ваську-обормота, державшего за грудки какого-то длинноволосого парня и чего-то ему, парню, втолковывавшего. Рядом с ними крутилась, заламывая руки, плачущая девчонка, и судя по жестам и бессвязным восклицаниям, умоляла Ваську отпустить с миром её кавалера, который по её же восклицаниям, "просто-ну-пожалуйста-пошутил-не-про-вас". Кавалер, методично встряхиваемый Васькой, ничего не восклицал и вообще мало чего понимал, ввиду почти полной отключки, опять же по причине то ли разбитой (явно Васькой) физиономии, то ли пьяного недоумения. Еще двое длинноволосых ребят валялись на полу, суча ногами и руками, но не делая попыток подняться – не из-за особых травм (как машинально отметил для себя Иван), а по причине вполне понятного и естественного страха. В общем, картина была ясная, понятная и (как показалось навскидку Ивану) не особо опасная.

– Хорош, Вася, – негромко, но звучно, проговорил Иван, – отпусти пацана и двигай ко мне.

Васька его услышал. И пацана отпустил. Ничего другого Иван и не ожидал – он и тогда уже, пять лет назад, был вполне известной фигурой районного масштаба, во всяком случае, достаточно известной, чтобы такая шваль, как Васька-обормот, просыхала и прочухивалась при одном его появлении, но… Дальше произошло то, чего Иван не ожидал.

Оттолкнув лохматого пацана (тот отлетел к стенке пивняка и вяло сполз по этой стенке на пол), Васька схватил за курточку бестолково мечущуюся возле него девчушку, притянул ей к себе спиной, облапил ручищей за талию, другой ручищей достал из кармана вполне не законное перо – нехилую заточку с наборной рукояткой, – приставил это перо к девичьей шейке (в лучших традициях американских боевичков) и рявкнул:

– Пушки на пол, мусора сраные, а не то башку ей отрежу!..

…

Никаких "пушек" у "сраных мусоров" в руках не было. В кобурах у двух дежурных ментов, конечно, торчали табельные стволы, но менты про них и не вспоминали – они же шли с капитаном, просто так, для порядка, и чего ради доставать какие-то "пушки", если идешь на бытовуху с Хрусталевым. У Ивана же (он был в "штатском", т.е. в своем обычном "прикиде" – джинсы и турецкая кожанка) ствола вообще с собой не было. Тем не менее, налитые кровью и кайфом (то ли алкогольным, то ли "травочным" или "колесным", а может, и тем и другим) глаза Васьки ясно говорили: сейчас он может. И менты осторожно, не делая резких движений, потянулись к своим кобурам, напоказ выставив разведенные указательные и большие пальцы, давая Ваське увидеть, что они тянутся к "пушкам" не для стрельбы, а для того, чтобы четко выполнить Васькино распоряжение – "пушки на пол".

Краем налитых кайфом глаз Васька это увидел и удовлетворенно хмыкнул. Краем – потому что при всем своем кайфе он понимал: смотреть прямо надо на Ивана. Он и смотрел на него прямо, но…

Из того, что последовало далее, он практически ничего не увидел. И ничего вразумительного на всех пристрастных допросах потом сказать не мог. (А пристрастных допросов было много – и со стороны дружков, и с другой стороны, поскольку Иван уже тогда заработал на свою жопу достаточно недоброжелателей в своем, так сказать, кругу.)

Ивана от "сладкой парочки", в смысле Васьки с девкой, отделяли метров пять-шесть. Потом, или вернее, вдруг Ивана от "сладкой парочки"… Не отделяло ничего – он оказался в непосредственной близости к Ваське и девчонке (застывшими все в той же позе). Потом Иван без замаха вмял кулаком нос Васьки-обормота в то, из чего этот нос произрастал. Ваську от этого действия швырнуло к пивной стойке бара, он треснулся об нее (стойку) всем своим туловищем и рухнул на пол ("прямо на копчик-бля", как со смехом рассказывал сокамерникам в СИЗО), приняв положение сидящей под прямым углом куклы. Именно куклы, потому что ничего человеческого, в смысле, живого, в нем в тот момент не наблюдалось, да и "кукла" лицом была мало похожа на человека, поскольку у человека все-таки должен быть какой-никакой нос, а у нее, у "куклы" этой носа как-то вроде и не…

Какое-то подобие носа ему кое-как соорудили в тюремном госпитале, но по правде говоря, назвать это "носом" в полном смысле слова… Адвокат брызгал слюной, убеждая Ваську накатать заяву на опера, обещал дойти до какого-то там "верха", себя не пожалеть, а оперу-садисту пистон вставить, но Васька адвоката послал, никаких заяв катать не стал, получил причитающийся ему пятерик за тачки и прочие мелочи (эпизод с девчонкой из дела был изъят) и отбыл на зону. В зоне эпизод с девчонкой получил широкую огласку, серьезные люди с интересом рассматривали его, условно говоря, нос и просили подробностей, но Васька со смехуечками твердил лишь "сел-бля-на-копчик", а про сам удар говорил, что помнит только, как "хруст в ушах стоял". От этих выражений Васька получил от братвы законное погоняло "Копчик", а Иван – уважительную кликуху "Хруст". На зоне Копчик, что называется, поднялся. Выйдя на волю через два с половиной года, он тут же лег в дорогую клинику, где ему соорудили вполне приличную и даже элегантную носяру, и когда он вечером подошел к выходившему из дворика отделения Ивану, тот в первые две секунды его даже не узнал – к нему подошел не туповатый рыхлый амбал Васька, а довольно подтянутый, неплохо накаченный и довольно серьезный пацан.

– Ну, здравствуй, Хруст, – сказал он, глядя на Ивана вполне доброжелательно и даже как-то весело.

– Оперуполномоченный Хрусталев, – поправил его Иван, и мгновенно почувствовав отсутствие всякой угрозы, добавил, – для тебя по старой дружбе Иван Васильевич.

– Принято, – спокойно кивнул Копчик. – Я вот что хотел сказать… м-мм, Иван Василич, меня тогда с этой девкой словно бес попутал. Ну, водяра, пивко, да еще травки чуток, словом… Переклинило в башке, проводок какой-то не туда замкнулся. И на тебя я не то, что зла не держу, а даже можно сказать… благодарен.