Гомер Пим и секрет Одиссея - Анн Плишота Страница 6

Песчанка спрыгнула с обложки и попыталась лапкой приподнять ее, открыв первую страницу.

Гомер, словно зачарованный, отбросил старый хлам, лежавший на видавшем виды кожаном диване, и рухнул на него прямо посреди папок и непонятного барахла, разбросанного как попало. Перед ним висел пожелтевший от времени экран, заслонявший кусок стены.

Схватив тетрадь, он положил ее себе на колени, раскрыл и начал читать, а Биби перелезла к нему на плечо.

Сюжет был ему известен, к тому же в этом году он проходил его в школе. «Одиссея». Приключения героя, о них рассказал Гомер… и другие античные поэты. Отец обожал греческую мифологию, все эти легенды, эпические сказания, их персонажей с необыкновенной и трагической судьбой. Он ведь и сына назвал Гомером не случайно. Вместо того чтобы представляться так: «Меня зовут Гомер, как персонажа „Симпсонов“»[3], – классно сказать: «Меня зовут Гомер, как древнего поэта, аэда. Вы что, не знаете его?!»

И вот благодаря этой отцовской страсти в детстве малыша баюкали приключениями богов и героев. Одиссей, Зевс, Ахилл – он все знал про них.

Давид Пим, отучившись на факультете киноискусства, снял пару-тройку фильмов, не снискавших особого успеха, и наконец окунулся в потрясающий проект: экранизацию знаменитой «Одиссеи» на современный лад, причудливый и неслыханный, и вот сейчас Гомеру предстояло проникнуть в его замысел до самых мельчайших подробностей.

Версия отца была захватывающей, но она еще и очень воодушевляла Гомера, находившего в ней все то, что ему так нравилось в отце: его воображение, пристрастие к пышным старинным мирам и, конечно, поэтичность его натуры.

В середине тетрадки Гомер заметил оторванный кусочек кинопленки – это была закладка. Мальчик поднял его, чтобы рассмотреть на свет.

ПРИГЛАШЕНИЕ

ЦИРК ИТАКИ

Путешествие в царство чудес,

чудовищное и возвышенное

Он машинально сунул обрывок в карман пижамных штанов и снова уставился в тетрадь.

Поглощенный чтением, Гомер вздрогнул: Биби прыгнула сразу обеими лапками прямо на разворот тетрадки.

– Дай же мне прочесть, – проворчал он, снимая ее, чтобы переложить себе на плечо.

Пять секунд посидев там, она снова взялась за свое. – Ты хочешь меня совсем рассердить?

Она вдруг взглянула на него таким лукавым, почти человеческим взглядом. Потом нагнулась, чтобы дотронуться лапками до бумаги, и вонзила в лист маленькие коготки.

– Эй, это что такое? – возмутился Гомер.

Биби ухитрилась вырвать из тетради целое слово, как дерево с корнями вырывают из почвы! Вот она поднатужилась изо всех сил, кряхтя и отдуваясь, и от бумаги отделилась уже целая фраза вместе с нарисованной раскадровкой. Отнюдь не собираясь на этом останавливаться, Биби подбросила фразу в воздух, и написанные синими чернилами слова и рисунки принялись летать перед глазами Гомера, расширившимися от ужаса. А за это время песчанка лихорадочно вырывала другие фразы, бросала их вверх, тем самым опустошая страницу от всего, что на ней написано, пока на всю монтажную студию не обрушился настоящий дождь из слов.

Когда страница стала девственно-белой, Биби прыгнула на плечо Гомеру, онемевшему от изумления, и, словно миниатюрный дирижер оркестра, принялась размахивать передней лапкой в воздухе. Тогда слова построились в один длинный завиток; он все рос, становился все длиннее, пока слова послушно выстраивались друг за другом.

Гомер ощутил настоящий порыв сильного ветра, вызванный этими движениями, волосы его развевались, точно в бурю, самые легкие предметы поднимались в воздух, и даже маленькому зверьку пришлось уцепиться за майку юного хозяина, чтоб его не отбросило на стенку или не ударило об пол.

Вдруг старомодный и громоздкий кинопроектор включился, и на заслонявшем стену экране возник яркий конусообразный пучок света. Появившиеся картинки сменялись, но Гомер инстинктивно зажмурился, боясь ослепнуть или повредить зрение. Он кое-что знал о тех чувствах, которые способен вызывать и теплый луч света, исторгаемый кинопроектором, и обволакивающие его завитки из слов. Буквы, фразы проплывали мимо него, нежно касались щек, приподнимали… и увлекали куда-то вдаль.

Внезапно снова воцарилась тишина. Но Гомер не осмеливался сразу открыть глаза. Какое-то внутреннее чувство шепнуло ему, что он по-прежнему не у себя в кроватке и все это не небывалый сон из тех, что бывают такими яркими, словно пережиты на самом деле.

Еще не разлепив ресниц, он тронул себя за плечо. Песчанка по-прежнему была там – зверек весь трясся, жадно вцепившись в его майку.

– Ох, ну и торнадо! Но то, что нам надо! – выдохнула ему в ухо Биби-Два.

В воздухе благоухали ароматы сладкой ваты, а где-то вдали, кажется, раздавались звуки марша. С каждой секундой любопытство все больше побеждало в Гомере дурные предчувствия. Он отважился приоткрыть один глаз, потом другой: прямо перед его глазами расстилался остров, на котором высился купол цирка шапито, красный с золотой окантовкой, и в лучах заката развевались на ветру его призывные флажки.

Мальчуган вытаращил глаза, сам не свой от удивления и тревоги: этот цирк был точь-в-точь как тот самый, что его отец нарисовал как декорацию к фильму. – Последний челнок до цирка Итаки, сюда, пожалуйста! – прозвенел женский голос, строгий и громкий.

Взглянув, кто зазывал его, Гомер невольно отпрянул назад.

Человеческое лицо с крупными чертами и львиная грива, по которой пробегали электрические красноватые огненные искры, козлиная бородка и хвост в виде змеи с раздвоенным языком, мохнатое и приземистое туловище прикрыто красной бархатной мантией… Это существо, столь же очаровательное, сколь и грозное, приподнялось на задних лапах, устремив пылающий взор на мальчугана, вдруг почувствовавшего, до чего же он мал и беззащитен.

– Глазам не верю, кажется, химера… – пролепетал он.

– Кого позвали, тот идет! Она не всех так долго ждет, – прошептал ему на ухо зверек, словно подтверждая его предположение.

Химера протянула ему лапу, обутую в сабо с безупречной лакировкой, изображавшей усыпанную блестками розу.

– Попрошу вас, – снова сказала она.

Этому голосу, настойчивому и почти раздраженному, возражать не приходилось. Гомер осмотрелся, потом оглянулся. Он стоял тут один. Приказ был отдан именно ему.

Тут он вдруг увидел монтажную студию, диван, на котором только что сидел, кинопроектор, конус яркого света с плавающими внутри изображениями, бобины, беспорядок. Он видел все это с обратной стороны экрана, как в открытом окне! Но стоило ему окинуть комнату взглядом – и она тут же рассеялась, как мираж.

Отступать некуда.

Тогда Гомер глубоко вздохнул и вместе с песчанкой на плече пошел прямо к химере.

Глава 6

Чернильно-черное море плескалось о борт длинной лодки, вырезанной затейливо, как гондола. По воде ее волокли гигантские стрекозы.

За спиной у Гомера химера направляла лодку прямо к острову, озаренному мягким сиянием заходящего солнца. Радостный гомон, который мальчуган услышал еще на берегу, с каждой секундой становился все громче, и теперь можно было различить крутящееся большое колесо и услышать звуки фанфар и веселые детские крики.

Несмотря на всю странность положения, Гомеру ничуть не было страшно – им владело лишь изумление. Только что он в буквальном смысле был пронесен словами