Основы ксенологии. Память предков - Екатерина Геннадьевна Белозерова Страница 6

— Скотный врач? Ветеринар что ли? Нет, я ксенолог — специалист по инопланетным существам. Я предполагал, что моего друга должен осмотреть кто-то похожей профессии на Праксосе.

Похоже, что праксосинянин был немного сконфужен моим подобным выпадом. Я понял, что лечить инопланетного гостя не доверили местному врачу. Интересно, у кого именно в голове мелькнула странная мысль приравнять иномирца к местной домашней скотине? Мне понадобилось примерно полчаса, чтобы втолковать этому праксосинянскому ветеринару, что мой друг вполне разумное существо, хоть и не говорит на местном языке. Потом я потратил еще полчаса, чтобы объяснить другому, уже настоящему специалисту, как примерно следует лечить моего друга. Убедившись, что мои рекомендации исполняются вполне аккуратно и четко, я, прихватив Пашкины вещи, направился пешком в гостиницу.

Ориентирование на местности всегда было моим любимым “видом спорта”, поэтому я добрался до нужного места достаточно быстро, правда все-таки не обошлось без опрашивания местного населения. Праксосиняне — весьма дружелюбные и любопытные ребята. С удовольствием подсказывали путь, и некоторые даже шли со мной какое-то время, чтобы убедиться, что я двигаюсь в правильном направлении.

Около гостиницы я оказался, когда уже начало темнеть. “Вот и день прошел”, — почему-то грустно подумал я. Всего сутки на незнакомой планете, а сколько событий и приключений. Фонарь знакомо подмигивал мне, когда я подходил к зданию, как вдруг отчетливо вспомнилось, что видел какую-то неясную тень около фонарного столба прошлой ночью. Почувствовав некий волнительный азарт, я вообразил себя детективом из книжек, которыми зачитывался в детстве. Подошел к столбу, обошел его вокруг, присматриваясь к земле около него. Естественно, вокруг земля была довольно истоптана, я бы даже сказал — изрыта подошвами ботинок служителей закона. Я принялся прокручивать в голове версии случившегося. Такой прибор мог утащить какой-нибудь одинокий праксосинянин, у которого нет семьи или его собственных пхарш был утерян или уничтожен. Возможно, молодой праксосинянин, у которого умерли все родственники… А это хорошая мысль! Надо бы подкинуть ее местным служителям Закона, чтобы они проверили всех подобных подозреваемых.

Накануне дождь смыл все возможные следы, а ищейки затоптали и последние. На земле искать было бесполезно, и я подошел к самому фонарю, скорее по наитию, чем руководствуясь логикой. Интуиция меня не подвела — на самом столбе, ближе к декоративному утолщению на нем, я нашел следы полузасохшей желтой слизи. Ну как нашел? Просто вляпался в нее рукой. Я поднял голову наверх, отыскивая взглядом свои окна на втором этаже. Возможно вчера кто-то одинокий и всеми брошенный также стоял, держась за столб, ожидая, когда погаснет свет во всех окнах, чтобы украсть пхарш и обрести покой. Осмотрев все вокруг еще раз и убедившись, что ничего больше я не обнаружу, я вытер испачканную руку платком и направился ко входу в гостиницу.

Уже окончательно стемнело, у входа горели светильники. Издалека слышался звук, похожий на перестук движения поезда, стрекотали насекомые. Я невольно ощутил себя как дома, и только моя память услужливо вернула меня на грешную землю.

Внутри здания было светло — хозяйка не поскупилась на освещение в этот вечер. Я собирался было проскочить к себе на второй этаж, но заметил, что дверь номера старого праксосинянина уже починили. Мне захотелось узнать, как продвигается дело о пропаже, и я легонько постучал в его номер. Миртин, я вспомнил, как зовут старика, открыл дверь достаточно быстро, как будто не ложился.

— Извини, что я так поздно, — запоздало смутился я. Действительно, могло же это и до завтра подождать.

— Ничего, молодой сын, проходи. Я еще не спал.

Старик прошел внутрь комнаты и присел на кровать, указав мне на единственный в номере стул.

— Я не хотел беспокоить, но мне очень интересно узнать, как продвигается дело.

— А я надеялся, что ты мне расскажешь, — Миртин заметно погрустнел. — Кто бы это не сделал, для него нет ничего святого. Он не праксосинянин!

И действительно! Как я мог подозревать местного? Для жителей Праксоса пхарш был священен, неотъемлемая часть их существования. Память о семье, своих родных — все, чем дорожили они в этой жизни. Никто из местных жителей не смог бы отнять у собрата то единственное. Естественно, что подумали сразу на чужака — на меня! Пора и мне перестать судить это дело по земным меркам.

— Мой сын умер, — вдруг тихим голосом произнес старик. У меня в зубах заныло от той тоски, с которой он произнес эту фразу. Я молчал, смотрел на него и слушал.

— Я просто не успел, — голос старика дрогнул, — не успел сохранить его память. Меня не было рядом.

Плечи мужчины сотрясались от беззвучных рыданий. У меня сжалось сердце. Я неловко похлопал его по плечу и сказал:

— Я тоже недавно похоронил отца и не успел с ним попрощаться.

Я не идиот. Я знаю, что чужая печаль не заставит хорошего человека радоваться, но мне хотелось хоть как-то показать, что я чувствую его боль.

— И ты тоже не успел сохранить его память? — ужаснулся Пак.

— Там, где я живу, — ответил я, — нет таких устройств, вся наша память о наших родных здесь — я приложил руку к сердцу.

Старик молча положил мне руку на плечо и слегка сжал. Мы поняли друг друга. Такие разные. Такие похожие…

Я не смог оставить старика наедине со своим горем, и мы проговорили до тех пор, пока он не задремал, облокотившись на спинку кровати. Я укрыл его пледом и вышел, тихонько закрыв восстановленную дверь его номера. Миртин Пак много что рассказал мне о своем сыне — Куто. Он действительно очень гордился им, но все разрушил один лишь несчастный случай. Куто хотел пойти по стопам своего деда — стать археологом, но в одной из экспедиций случился обвал и мальчика погребло под обломками. Его отец узнал об этом слишком поздно — время, за которое можно было сохранить память мальчика, было потеряно. Но даже если бы он был рядом — спасательная операция слишком затянулась, завал разобрать удалось далеко не сразу.

Он рассказал еще кое-что интересное — когда он приехал на место обвала, проститься с сыном, к нему подошли иноземцы. Хотели купить пхарш Миртина, предлагали хорошо заплатить. Пак списал это на то, что ребята не местные, и не знают, что такая вещь не подлежит продаже. Объяснил. Они извинились и ушли. Каюсь, что я не сразу обратил внимание на этот эпизод — старик рассказал о нем вскользь, но уже позже, обдумывая рассказ праксосинянца, я вспомнил об этом.