Без слов - Николай Кетов Страница 6

Но если допустить, что это именно нарушение восприятия, то ощущение положения тела в пространстве локализовано где-то в мозжечке. Достаточно древняя, одна из наиболее древних структур мозга. С одной стороны, она наиболее надежна, с другой стороны, повреждения в ней сложнее всего устранить.

Мешок срывают с головы резким движением. Словно фокусник, выдергивающий скатерть из-под стоящих на столе предметов. Одновременно с этим отпускают руки конвоиры и отходят в стороны.

На ногах тяжело оставаться.

Еще тяжелее, потому что привыкающее пусть даже к тусклому свету зрение выцепляет масштабы окружающего.

Всё выглядит как в фантастическом фильме. Мы посреди огромного ангара, погруженного во тьму. Вокруг виднеются силуэты различной военной техники: тут и боевые машины, и танки, и вертолеты, и самолёты.

Отгрохать такой военный центр – задача непростая и недешевая.

Вокруг нас тихо и спокойно, а где-то вдали (чтобы понимать масштабы этого ангара) виднеются огни фонарей, у техники и слышатся голоса людей, которые переговариваются криками-командами, язык не разобрать.

Техника расставлена таким образом, чтобы запутать. Хотя, скорее, нас привели в место, где намешано всё подряд.

Вокруг техника всех стран, чтобы нельзя было понять, где мы находимся. Не сказать, чтобы техника была устаревшей и трофейной, но и не самая передовая.

Где-то вдалеке маленький тягач тянет большой истребитель за собой.

Не знаю, что за размеры этого ангара, но вдали видно, как в открывшиеся створки грузового лифта, озарившего светом пространство напротив, закатили три танка. Если средняя высота танка 3-5 метров, то высота лифта получается метров 9-15.

Из тьмы вышла пара людей и поставила стулья, которые скрипнули железными ножками по полу. Люди тут же удалились.

– Ну что же… – лысеющий мужчина лет пятидесяти в зеленом пиджаке прошёл рядом со мной и сел на стул напротив.

Он повертел кольцо на безымянном пальце правой руки, словно проверяя или настраивая его.

Выглядел он нехорошо. Полноват для своего роста. Лысеет. Плохо следит за своим здоровьем.

– Ну что ж… – опять начал он. – Я думаю, что Вы связаны с оружием. Поэтому вы здесь.

Это весьма неплохая идея с точки зрения триггеров – вокруг меня целый музей техники. И если мысль за что-либо уцепится, то легко будет по ней пройти и понять кто же я. Но, увы, знаю я про технику не так много.

– Но ведь на ЗАСЛОНЕ есть отделы, занимающиеся военными разработками?

Даже не знаю, как на это реагировать. У каждой хоть немного уважающей себя компании есть разные отделы. Есть и бухгалтерия, и отдел производства, и отдел разработок. А если компания серьезная, то отдел разработок занят не чем-то одним, а множеством проектов. Проекты нужны разным заказчикам. Если бы у вас был стекольный завод, то, наверное, окна бы у вас покупали в основном гражданские лица, а вот линзы покупали бы учёные и военные.

И если бы у вас был отдел, разрабатывающий окна, то он бы ориентировался, в первую очередь, на потребность гражданских.

В технике то же самое. В России сейчас откровенно плохие гражданские (цифровые) процессоры, а вот аналоговые процессоры в России лучшие в мире. Вопрос о задачах. Если в бытовом плане важна скорость выполнения операций, то в военном плане нужна надежность: чтобы ракета, управляемая при помощи вычислений с процессора, имела три-четые-пять степеней проверки.

– Разве гражданский человек будет обладать такими знаниями? – довольно хмыкнул мужчина и перекинул ногу на ногу. Хотя было заметно, что он слегка нервничает.

– Возможно, Ваша ценность как заложника сейчас выросла в разы. А может и упала. Вы как думаете? – спросил он. Кто-то из его окружения (молодых парней в форме) поддерживающе хмыкнул вслед за начальником.

Капля, ударившая по носу, упала на пол. Она проскользила, как пуля, и разбилась. Следом упала еще одна.

Взглянув наверх, ничего увидеть было нельзя. Потолка не было видно во тьме. Тёплые капли периодически падали на головы.

Серьезности разговора это мешало. Окружающие переглядывались. Что им делать? Идти в другое место? Или стоять тут? Вдруг течь, которую дала крыша, готовится прорваться? Умереть придавленным штукатуркой не хотелось никому. Но и действовать невпопад было бы глупо.

Облизнув губы, на которые упала одна из капель, могу утверждать, что известковый вкус присутствует.

Общее молчание прерывает взрыв, от которого я падаю на пол (хорошо, что нет наручников и могу выставить руки), и стрекотание автоматных очередей, сопровождающееся взрывам вокруг.

Крики людей на разных языках. Свист и щелчки пуль.

Некоторые пули находят свою цель и жадно хлюпают. Тот звук, с которым еще живая плоть поражается пулей, не забыть. Если стрелять по мертвой туше, звук будет совсем другим.

Попадая в живое, частички свинца словно с чавкающим хлюпаньем забирают частички жизни из тела. Свинец очень жаден. Если найдет добычу, то постарается не отпустить.

А люди рядом быстро превращаются в тела. Они, конечно, пытаются защищаться, отстреливаться, вызывать подмогу, возможно, кого-то забирают в ответ. Но в итоге становятся кормом для свинца.

От происходящего хочется сжаться, спрятаться, чтобы сражаться речи даже не идёт. В любой момент тебя могут убить не одни, так другие.

Бежать – тоже привлекать к себе лишнее внимание.

Кого-то страх активизирует, а кого-то парализует. Чтобы прятаться, нужно тоже проявить волю. Не вскрикнуть в момент, не шелохнуться, притвориться мертвым.

И в этом сужающемся кольце ужаса есть нечто философское и неотвратимо-прекрасное. Как при взгляде на вырывающийся столб магмы из вулкана: когда стихия может тебя забрать, можно попытаться насладиться последним моментом, прочувствовать его.

Возможно, это твой последний момент, а в буйстве стихии присутствует истинное величие, вызывающее уважение и трепет.

Война во многом такая же стихия. Она учит ценить жизнь и момент. Ты мог дружить с человеком, знать его с детства, а сейчас раз – и его нет. Или еще хуже, если он неотвратимо умирает, истекая кровью.

В моменты, когда спасение невозможно, хочется поверить в загробную жизнь, хочется, чтобы всё не заканчивалось, а только начиналось. Столько несделанных дел, несказанных слов, не пережитых чувств. Так жаль это всё упускать и понимать, что никогда больше этого не будет.

Верховная сновидица Фоа Сян из одной запретной восточной секты говорила, что во снах можно встретить образы многих ушедших. Но что с того? Это ведь лишь фантомы в голове спящего. Ты не можешь продолжить жить после смерти.

Те, кто думает, что, внеся свой вклад в науку, культуру или историю, сделают