Красный тряпочник (СИ) - Владислав Афонин Страница 6

— Спокойно, Сухроб, — седой офицер, в изящных серебряных очочках и большой проплешиной, довольно-таки тощий и желчный, успокоил своего собеседника. — Я всё рассчитал, мы в безопасности. Никаких хвостов нет. Вы лучше присядьте.

— Благодарю, я лучше постою. — Лицо со шрамом наготове держал руку на кобуре, всё ещё не доверяя генералу. Он ожидал, что сейчас из всех углов полезут спецназовцы, чтобы арестовать его.

Офицер прокашлялся.

— Давайте начнём по порядку, Сухроб. Я очень хочу, чтобы мы поняли намерения друг друга. — Генерал взял металлическими пальцами электронную сигарету и выпустил пару колечек дыма. — С мамой, двумя братьями и сестрой мы жили в деревянном бараке, очень-очень бедно. Наш отец погиб на войне, которую же и организовало наше дражайшее руководство. Вы знаете, Сухроб, в детстве я был очень слабым ребёнком, в школе надо мной нередко издевались, во дворе — били. Вниманием барышень я тоже по понятным причинам был обделён. Я ничего не умел, кроме одного — рисовать. Я доставал дефицитную краску, кисточки, палитры, холсты, мольберты на несчастные копейки от случайных подработок в слякоть и холод. И, по мнению профессионалов и непрофессионалов, я рисовал прекрасно как людей, так и животных, архитектуру, пейзажи, абстрактные сцены. Талант был заложен во мне вместе со случайным набором генов, никто меня этому не учил. Но в нашей стране создатели и ценители утончённого и прекрасного не нужны. Нужны дуболомы, коновалы, псы, преданно гавкающие «так точно» при первом чихе высшего чина. В общем, вступительные по серому и тухлому соцреализму я не выполнил, меня забрали в армию. Далее — мотание по гарнизонам по всей стране, вступление в партию, военная академия. Предлагали и продвигали сами, но ты попробуй откажи. Можно было попробовать уйти, но как потом заниматься тем, что не то что не приносит хоть какого-то заработка, но и не собирает вокруг тебя преданной аудитории, ценителей высокого? Теперь эта проклятая пустыня, страна солнца, чёрт её побери… Я порой прикасаюсь кисточкой к холсту, но, скорее, чтобы вспомнить редкие светлые моменты в прошлом. Навыки мои не развиты и позабыты, я уже вряд ли способен на что-то стоящее в этой сфере.

— Наша вера не позволяет изображать живых существ, — не совсем понимая, куда ведёт генерал, Раджабов равнодушно пожал плечами.

— Сухроб, мы с вами очень разные люди, разных воспитаний и мировоззрений. Но остались некоторые картины… Эти вещи ценны для меня, это единственное, что осталось от моих молодости и таланта. От моего будущего, которому не суждено было произойти. Я не желаю, нет, я категорически не желаю, чтобы они повисли мёртвым грузом в этом богом забытом государстве и сгинули в пучине времени. Мне нужно вывезти мои шедевры на Запад, туда где их смогут сохранить и оценить. — Речь офицера становилась всё твёрдой и чеканной. — Но для этого мне нужны деньги. Много денег, о человек из гор.

— Сколько? — Раджабов положил руки под мышки. Когда генерал изящно вывел ручкой «Паркер» на салфетке нужную сумму и показал её собеседнику, моджахед добавил: — Идёт. Торговаться не буду: деньги не проблема.

— Премного рад, что мы смогли договориться! — Офицер радушно развёл руками.

— А теперь послушайте меня, генерал, — внезапно разошёлся Лицо со шрамом, поигрывая желваками на скулах. — Мне плевать на вашу слезливую историю. Плевать на вас и ваши мазки по картонкам. Шурави двенадцать лет бомбят мою страну, мои сёла и города. Шурави нагло навязывают свою гнилую идеологию, уничтожая веру во Всевышнего. Шурави наглы и беспринципны, но при этом трусливы и продажны. Шурави без спроса провели границу, разделив земли наших отцов, дедов и прадедов. Неверные — русские, американцы и китайцы — используют мою страну для своих грязных коррупционных игрищ, словно шахматную доску или испытательный полигон. Мы не какие-то там недоразвитые. Напротив, наша вера на миллионы порядков чище вашей, а традиции предков крепче и демократичнее ваших так называемых институтов. Мы сами решим наши проблемы и сами выберем путь, по которому мы хотим идти. Без неверных. Я хочу поскорее решить проблему захвата моей страны, генерал. Поэтому и прошу продать нам эти устройства.

— Сухроб, вы не поверите, но, — казалось, генерал не стал обижаться на внезапную гневную тираду своего собеседника. Вдруг добавил гораздо более тише змеиным шёпотом. — Я. Тоже. Ненавижу. Эту страну. Я ненавижу элиту, ведущую себя непринуждённо по-барски, когда остальная часть народа пребывает в нищете. Но я терпеть не могу и этот народ, которому не нужно прекрасное, который постоянно оправдывает собственные страхи, никчёмность и бессилие. Которому лень взглянуть дальше вытянутой руки и которому легче пребывать в неведении. Который не хочет никаких изменений, но лишь желает стать частью этой самой элиты, чтобы поливать грязью стоящих ниже, как когда-то поливали и их. Две крайности, которые стоят друг друга… Давайте же поможем друг другу, мой дорогой гость, на условиях взаимовыгоды. И большей никакой морали.

— Никакой морали, — ухмыльнулся Раджабов. — Когда и где ждать первую партию?

— Предоплата — семьдесят процентов, предупреждаю сразу. — Генерал вновь взялся за ручку и салфетку. — Со мной вы больше не встречаетесь и сами лучше не светитесь. Пошлите на это дело плохо посвящённого человека, из которого ничего не смогут выбить на допросах. Здесь позывной человека и адрес. Передадите ему сумму, он через пару дней назовёт вам адрес, где можно будет забрать посылку. Когда нужно будет повторить, на нужной улице в нужном месте оставите записку, об этом вам расскажет человек при первой встрече. Через день на месте, где оставили записку, вас встретит другой человек и передаст вам детали нового места, где будет вторая посылка. Он же назовёт вам новый адрес, где по той же схеме вы оставите записку для третьего приобретения. Et cetera, et cetera[2]. Места оставления записок и забора посылок, как вы поняли, постоянно меняются в целях безопасности.

— Не обманете? — сыронизировал Раджабов.

— Гарантия качества производителя, — жеманно откликнулся генерал.

––

Вспышка. Тёмный безлюдный переулок где-то на нижних уровнях Курган-Тюбе.

— Один из моих… решил выйти из игры. — Лицо со шрамом посетовал человеку генерала. — Тот, кто был мне братом и другом, оказался абсолютным шайтаном.

— Ты на сто процентов уверен, что он решил переметнуться к чекистам? — Человек генерала не вполне поверил.

— Мне передали это пакистанцы, они никогда нам не врали и нас не подводили, — тяжело выдохнул Раджабов. — Прямых доказательств у меня нет. Но если сдаст моих, сдаст и вас, и Главного.

— Устройте ему несчастный случай с последствиями, — посоветовал неизвестный, закутавшись в плащ. — Мы можем помочь средствами. За соответствующую, понятное дело, сумму.

— Аа,