Бумажный Тигр 3 (СИ) - Соловьев Константин Анатольевич Страница 6

Против опасений, ему не потребовалось много времени на чтение, несмотря на то, что лист был исписан весьма густо. Почерк был ровный, почти каллиграфический, с идеально выверенным наклоном, совершенно лишенным легкомысленных завитушек и кокетливых хвостов, которыми любит украшать свое письмо молодое поколение. Пожалуй, он был даже старомоден – судя по некоторым элементам, человек, водивший пером по бумаге, осваивал грамоту много лет назад, еще во времена короля Вильгельма[7].

Это писал не какой-нибудь банковский клерк, думающий лишь о том, как бы побыстрее разделаться с работой и отправиться на обед в паб, и не вечно спешащая секретарша. Это писал обстоятельный и уверенный в себе джентльмен, наделенный терпением, тактом и большим жизненным опытом – последнее сквозило не столько в почерке, сколько в оборотах, тоже немного старомодных.

Дорогой Энджамин!

Благодарю тебя за хорошее вино, которым ты по доброй памяти меня обеспечиваешь, за твою заботу и сердечное участие. Мы, старики, умеем ценить и то и другое. Отдельно хочу поблагодарить тебя за то, что ты делаешь для нашей компании последние два года. Я знаю, сколько сил и труда ты в нее вложил, как она важна для тебя и с какой самоотверженностью ты стоишь за ее штурвалом, замещая сбежавшего капитана. Уверен, тебе воздастся сторицей за все, мой дорогой Энджамин, и за это в том числе. Знаешь, сейчас мне стыдно признать, что когда-то я не в полной мере доверял тебе. Считал молодым, легкомысленным и честолюбивым parvenu[8], озабоченным лишь тем, как преумножить родительский капитал и весьма неразборчивым в средствах, но время позволило мне осознать свою ошибку. Видит Бог, за последние годы ты много сделал – для Конторы и для меня лично. Я глубоко убежден, что к тому времени, как ты сделаешься единовластным владельцем Конторы, вас обоих ждет блестящее будущее, уже не сдерживаемое старыми корягами вроде меня.

Извини, я раскис и потерял ход мысли. Напиши мне, как поживает мой славный корабль, как обстоят дела на борту и в каком состоянии такелаж. Розенберг все еще тот же самодовольный негодяй? Цени его и оберегай, я все еще убежден, что он гениальный аналитик и лучшего человека тебе в Новом Бангоре не сыскать. Лейтон все так же интригует? Приструни его, если необходимо, иной раз он берет лишку. Мисс ван Хольц все так же хороша собой?

Обязательно напиши мне об этом, но сейчас я хотел сказать тебе о другом.

Я знаю, некоторые посмеивались надо мной, хоть и за глаза, считая старым чудаком. Мой уход, пожалуй, подбросил прилично дров в этот костер. Что ж, после этого письма ты точно убедишься, что старика Олдриджа пора отправлять в Бедлам!

Мой милый Энджамин… Ты молодой и здравомыслящий человек, иначе я бы нипочем не оставил бы на тебя штурвал нашей шхуны, той самой, на алтарь которой положил всю свою жизнь и которой суждено долгое и успешное плавание. Но даже ты знаешь – далеко не все вещи, происходящие вокруг нас, можно объяснить холодной логикой и фундаментальными законами мироздания. Есть среди них и трещины, в которых обитают вещи в высшей степени таинственные, жутковатые, а иногда и откровенно опасные. Впрочем, кому я об этом говорю! Ты ведь и сам должен знать об этом, потому что

Строка не была окончена, порывисто обрывалась, не оставив даже кляксы. Следующая, начавшаяся из пустоты, явственно изменила написанию, буквы заметно поплыли, утратив свойственный им уверенный наклон. Человек, писавший это, находился в состоянии душевного волнения – для того, чтоб определить это, не требовалось быть патентованным графологом, подумал Лэйд, вполне сгодился бы и мелкий лавочник.

К делу. К делу. Будем честны друг с другом, мой мальчик, едва ли мне суждено когда-нибудь вновь подняться на палубу и положить руку на штурвал. Но как твой старый компаньон, чувствующий в себе ответственность за твою судьбу и горячо благодарный тебе, считаю себя обязанным тебя предупредить.

Черт, отвык писать, а мысли путаются. Но я непременно закончу.

Если кода-нибудь «О и К» столкнется с проблемами, объяснить которые будут бессильны здравый смысл и логика, если ты почувствуешь, что сбит с толку, растерян и испуган вещами, которые здравомыслящий джентльмен остерегается произносить вслух, и сам злой рок сгущается вокруг мачт, знай, на этом острове есть лишь один человек, который в силах тебе помочь.

Его зовут Лэйд Лайвстоун, у него бакалейная лавка где-то в дальнем углу Миддлдэка. Он грубиян и часто выглядит неотесанным болваном, это верно. Однако не доверяй первому впечатлению. В некоторых кругах посвященных, куда ты, благодарение Богу, не заглядывал, он также известен как Бангорский Тигр. Человек, умеющий договариваться с островом и его злыми силами. Если положение в самом деле станет опасным, обратись к нему. Условные слова - консервированные корнишоны сорта «Королевские особые пикантные», производства «Овощной компании братьев Герт». И моли судьбу, чтобы не было слишком поздно.

Я сознаю, что этим жалким советом едва ли смогу выплатить весь тот долг перед тобой, но больше, видишь ли, в моих активах ничего нет. Надеюсь, тебе никогда не придется им воспользоваться, а все мои жалкие старческие страхи, выплеснутые на бумагу, разлетятся сухой безвредной пылью.

С памятью обо всем, что ты для меня сделал - твой компаньон и старший товарищ Жеймс Атрик Олдридж»

Лэйд усмехнулся, протягивая письмо обратно Крамби.

- Грубиян и неотесанный болван? Черт возьми, кажется, мы с вашим компаньоном и верно близко знакомы. По крайней мере, он весьма хорошо меня знает.

Крамби покраснел. Должно быть, только сейчас сообразил, что эту бумагу не стоило отдавать в руки Лэйда – она определенно не предназначалась для посторонних глаз.

- Прошу прощения, сэр. Я не хотел, чтобы…

- Все в порядке, - заверил его Лэйд, - Не стану переживать по этому поводу. Знаете, на этом острове сыщется по меньшей мере несколько дюжин человек, именовавшим меня куда более едко, причем не обязательно за глаза. Проходимец, мошенник, фокусник, шарлатан. Полагаю, многие из их числа собственноручно написали на меня донос в Канцелярию, кабы сами не опасались ее вечноголодных крыс! Впрочем, неважно. Не стану скрывать, эта писулька весьма интересна. Я готов поклясться на святой книге, что никогда в жизни не вел дел ни с мистером Олдриджем, ни с его родственниками, доверенными лицами или прочими субъектами! Более того, я уверен, что его нога никогда не переступала порога этой лавки.

Он возложил руку на талмуд в старинном переплете, занимавший почетное место на его столе, однако торжественность момента невольно нарушил сам Крамби, озадаченно скосивший глаза.

- Сэр, но ведь эта книга не Библия, насколько я могу судить, это…

- Это «Большая поваренная книга Хиггса», - холодно отозвался Лэйд, - И поверьте, она привела к покаянию куда больше душ, чем ветхие притчи о кутежах сэра Соломона или сорокалетних странствиях компании оборванных джентльменов по Синайской пустыне.

Крамби неуверенно кашлянул.

- Конечно. Что же до дела, которое привело меня сюда, я…

- О деле, которое привело вас сюда, я буду беседовать лично с мистером Олдриджем, вашим почтенным компаньоном, - Лэйд улыбнулся посетителю улыбкой, которую в Хейвуд-Тресте называли «Чабб опять сидит на трефах», - Я вижу, вы не очень-то сознаете, какими вещами я занимаюсь и какой репутацией пользуюсь в… некоторых кругах. Так вот, эти вещи могут показаться странными, но они не терпят недосказанностей, неточностей и оговорок. И не терпят посредников.

Крамби вздернул голову. Ноздри его затрепетали, взгляд сделался холодным и острым.

- Я не посредник, - отчетливо и твердо произнес он, - Не какой-нибудь курьер или посыльный, годный только доставить заказ. Я – Энджамин Крамби, полномочный представитель «Биржевой компании Олдриджа и Крамби», ее оперативный директор, уполномоченный вести дела от ее имени. Мне не требуется согласие компаньона, чтобы принимать решения!