Расселл Джонс - Выше головы! Страница 6

— Хорошо, — кивнул я. — Навсегда.

— Я не шучу, Рэй, — вздохнул мой создатель. — Это не тест и не испытание. Это факт.

— В смысле? — я присел на край профессорского стола и почесал за ушком плюшевого щенка, который украшал верхний край монитора. — Как можно сделать меня собственностью станции, если я даже не являюсь собственностью лаборатории? У нас переаттестация, и, пока наш статус завис между андроидами и камиллами, мы не можем быть собственностью. Потому что статус камиллов тоже не определён. Или им отказали в расширении прав?

— Это нам отказали в праве на переаттестацию, — сообщил Проф-Хофф и распахнул дверцу настольного холодильника.

— Когда? — спросил я, выкручивая плюшевое ухо.

— Ещё в январе.

— А почему вы…

— А что это изменит? — перебил он, наливая себе холодного чая.

В глаза мне он не смотрел.

— Вы по-прежнему андроиды А-класса. Вы по-прежнему числитесь лабораторным оборудованием. И поэтому в пределах лаборатории можете ходить без этого чёртова знака. Сообщи я вам, что переаттестацию отменили, для вас ничего бы не изменилось…

— И когда меня отправляют? — поинтересовался я, чтобы прервать поток унылых оправданий.

— Сегодня. Вечером. В семь. Проводить тебя мы успеем…

Услужливая память сделала ловкий монтаж, выкинула суету вопросов и объяснений — и меня перенесло прямо на проводы.

Вместе с лейтенантом Нортонсоном в лабораторию нагрянули члены сертификационной комиссии. Была даже та тётка, которая просила меня «что-нибудь сделать».

В связи с появлением незваных гостей нас затолкали в раздевалку, где хранились спецкомбинезоны. Мы называли их «жуть-шкурками». Хотя они ничем не отличались от повседневных комбо и даже имели усовершенствованную конструкцию санитарных клапанов, отношение к ним колебалось между отвращением и ненавистью. Понятно, почему.

Как и в прошлый раз, когда мы должны были носить «антимаскировку», Вик начал ругаться, отдельно поминая тех, кто разработал «это уродство». Кривые полосы, сочетание цветов «вырви глаз» и тесные горловые стойки, похожие на орудие пытки, — на такое смотреть тошно, не то что носить!

Неожиданно для всех Чарли принялся спорить. Он заявил, что из всех возможных решений предупреждающие знаки и спецкомбо — самые честные и гуманные. А когда ему напомнили про кнопку, пожал плечами: «До вас ещё не дошло? Это же просто символ!»

Я страшно удивился, потому что поначалу Чарли протестовал больше остальных. Если Виктор критиковал дизайн, Чарли ненавидел саму идею. Едва заходил разговор о знаках и комбинезонах, Чарли краснел, его рыжие кудри вставали дыбом, глаза загорались, как у кота…

Крис шепнул мне: «Рэй, ты что-то знаешь?» — но я покачал головой и подумал, что единственное объяснение состояло в том, что Чарли хотел скрыть свою реакцию на мой отъезд.

«Чарли пытается что-то скрыть? От меня?! Может быть, он и в самом деле что-то знает, чего не знаю я?»

Потом я прощался со всеми сотрудниками лаборатории. То есть почти со всеми, но тогда это было уже не важно. Проводы сами по себе были значимым ритуалом. Как бы ни сложилась моя жизнь, лаборатория Проф-Хоффа останется местом, где ко мне относились как к человеку. Но как же больно осознавать эту разницу, расставаясь навсегда! С каждым напутствием и пожеланием успехов я ощущал, как растёт пропасть между мной и ними. Между мной — и моим прошлым. Между мной — и мной.

Когда дошла очередь до Проф-Хоффа и ребят, стало совсем худо. Я чувствовал себя неизлечимо больным. Собственно, так оно и было: когда меня увезут на «Тильду-1», я буду как покойник. Или мне позволят выходить на связь?

И тут Чарли закричал:

— Рэй, посмотри на меня!

Он стоял в центре актового зала — прямо под большим светильником.

Сколько себя помню, этот зал был связан для нас только с приятными событиями. Здесь мы праздновали дни рождения и другие особенные даты. Здесь же проводили турниры по настольным играм и репетировали. Большое просторное помещение неофициально принадлежало только нам.

На моих проводах столы, по обыкновению, расставили вдоль стен. Но сегодня гости не спешили выйти в открытое пространство. Поэтому рядом с Чарли не было никого. И никто не смог остановить его, когда он — поймав мой взгляд — одним резким и выверенным движением отодрал предупреждающий знак с нагрудника своего комбинезона.

Едва смолк треск присосок, из того угла, где стояли члены комиссии, выдвинулся высокий смуглолицый старик. Он голосовал за то, чтобы нас утилизировали — специально упомянул об этом на сертификации, когда «поздравлял» нас с новым статусом.

Я вспомнил фамилию: Нанда. Профессор Нанда.

Профессор Нанда подошёл к Чарли и положил ладонь на его затылок.

Мой взгляд метнулся к Проф-Хоффу. Я был уверен, что он крикнул: «Постойте!» — или вот-вот закричит. Но профессор молча наблюдал за Чарли.

Чарли продолжал сжимать оторванный знак и смотрел на меня.

Забибикала кнопка.

Потом раздался протяжный гудок, и Чарли рухнул на пол.

Прошло несколько секунд — несколько ударов моего сердца, которые громом отдавались в ушах. Проф-Хофф подошёл к Чарли, присел перед ним на корточки, перевернул на спину, проверил пульс.

— Будем считать этот неприятный инцидент запланированным испытанием предохранительного блока, — сказал профессор Нанда.

Он внимательно наблюдал за мной, как и другие из комиссии. И Проф-Хофф тоже глаз с меня не сводил. Ждал реакции? Проверял выдержку? А о Чарли все забыли! Он лежал, раскинув руки, словно лягушка на лабораторном столе. Бедный лягушонок, который хотел замаскироваться под ядовитых родственников, но не получилось.

Эксперимент «Чарли» завершён. Его отключили и перестали брать в расчёт. Как будто проклятая кнопка была «делитом», который стёр его из памяти живущих. Навсегда.

«Добро пожаловать!»

Реальность встретила меня тишиной и холодом. Мелькнула шальная мысль: «Что-то пошло не так — и всё отменяется». Голос Нортонсона развеял надежду:

— Ты в норме?

— Да.

На самом деле, я понятия не имел, в норме я или нет. Раньше за меня это решали другие.

— Все уже вышли, — лейтенант сообщил то, что и так было понятно.

От людей не осталось даже запахов. Кондиционеры работали на полную мощность, а по креслам ползали клинеры, управляемые заботливым камиллом. Похожие на больших майских жуков, они еле слышно гудели, всасывая пыль, и аккуратно переставляли лапки, усеянные крючками и присосками.

«Почему же он меня не разбудил?» — подумал я и уже собрался спросить лейтенанта, как вдруг понял, почему. Моим щекам и вискам было холодно, потому что с них испарялась влага. Слёзы. Я плакал во сне.