Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес Страница 61

Успел. Увидел Марину в регистратуре, как и договаривались. Молодец, докторша!

Вышли на крыльцо счастливые – точно и нет ничего такого в окружающем их тревожном, переменчивом мире. Да так оно, наверное, и было: в этот миг для них двоих существовали только они – и тревоги мира отступили, растворились где-то, потому что пред любовью отступает всё.

– Лимузин подан! – Николай шутливо прищёлкнул каблуками, на манер кавалергарда. Марина с достоинством кивнула.

Так по-королевски это вышло у неё, что Николай вдруг иными глазами увидел и себя и свою до слёз заезженную «Газель».

– Слушай… – выговорил он. – Я как-то не думал… Тебе ничего такого, что я тебя на грузовике катаю? Не ломает?

Марина рассмеялась, приникла щекой к гордеевскому плечу.

– Коля! Чудак ты у меня!..

«На букву «эм» – чуть было не вырвалось у Николая, но он спохватился.

– Ну-ну… – пробормотал растроганно. – Ладно, поехали.

Поехали. Устроились в кабине, Николай завёл мотор:

– Куда едем? К тебе, ко мне?

– Как скажешь, – девушка пожала плечами. – Ты у нас главный.

– Ну, если я… Тогда к тебе?

– Только хлеба купим по дороге.

Заехали в гастроном и купили не только хлеба. Гордеев почувствовал себя ухарем-купцом: раззудись плечо, размахнись рука! – набрал всяких деликатесов: ветчину, шпроты, дорогой сыр, маслины, ананасы консервированные… Увидел арахисовое масло, тут же захотел и его взять, да Марина остановила. Но вино всё же приобрели: знакомое «Токайское».

Дома сервировали стол по всем правилам. Аристократически пригубили вина из высоких бокалов. Говорили о чепухе, посмеивались.

С аппетитом жуя ветчину, Николай вспомнил:

– Да слушай-ка. Хотел тебя спросить: ты Пинского откуда знаешь?

– Александра Яковлевича?

– Ну да.

Николай сделал вид беззаботный, ткнул вилкой в ломтик сыра.

Марина отхлебнула вина.

– Ну, я же как-никак детский врач. А с детьми психология нужна. Я этим всегда интересовалась: в журналах статьи смотрела, книжки покупала… И вот как-то иду по улице, гляжу: ба, вывеска – доктор Пинский и всё такое. Не постеснялась, зашла, представилась – здравствуйте, коллега. Очень интересуюсь психологией… и так далее.

– И когда это было?

– Год назад. Чуть меньше?.. Да, в июне.

– Так… А потом?

– Да это, собственно, и всё. Он мне дал список литературы, от себя дельные советы. Потом я ему как-то звонила ещё раза три, за консультацией. Очень толково помог.

– Угу… А сам он к тебе?

– Да зачем ему… А ты почему спрашиваешь?

– Да так, – Николай сделал невинные глаза. – Как-никак соратники теперь. Работаем!

– И есть прок?

– Ещё какой! Ты обратила внимание, что я теперь сплю спокойно?

– Да, да. Не донимают больше кошмары?

– Нет. Теперь совсем другие сны.

Николай сказал так расчётливо – чтобы Марина заинтересовалась. Она и заинтересовалась:

– Да-а?.. И что же?

– О, это отдельная история!..

И Гордеев, отпив полбокала, пустился в эту самую историю. Понятно, он не стал говорить всего, а выборочно поведал свой самостоятельный опыт – путешествие по заколдованному лесу, только без упоминания о Пинском, о маньяке и о самой Марине. Но сам лес, всю местность он как раз постарался описать по возможности точнее, предполагая, что в Маринином сознании колыхнётся нечто знакомое…

Но ничего не колыхнулось. Марина слушала с живым интересом, поддакивала, наивно смотрела Николаю прямо в глаза. Когда он закончил, она воскликнула:

– Как любопытно! – и приникла губами к фужеру.

А Николай понял, что она понятия не имеет о приключениях своего «Оно», о похищении Пинским… Он засмеялся:

– Вот так-то, – и наполнил бокалы.

И вновь потекла у них лёгкая незатейливая беседа. Николай охотно поддерживал её, улыбался, шутил… а сам всё думал: ах, зараза ты, зараза, Яковлевич, зачем же ты воровал мою женщину?!..

26

Мудрость не сработала. Утро ничем не оказалось мудренее вечера.

Они вообще стали теперь как близнецы, Николаевы утра. Как клоны, говоря современным языком. Марине в восемь надо было уже быть в поликлинике, поэтому трезвонил у них будильник в полседьмого – чтоб не спешить и всё успеть.

Николай любил секс по утрам. Марина – нет. Говорила, что у неё от этого на весь день какая-то вялость и разбитость. Николай, будучи джентльменом, уступил, и, проснувшись, они обнимались, миловались, Коля ласкал подружке самые нежные её места – против этого она не возражала. Завершался сей петтинг глубоким, страстным поцелуем.

Затем они стремглав вскакивали и, покуда один умывался, другая готовила завтрак; затем менялись местами: Марина в ванную, Николай в кухню. Дама свершала свой сложный дамский туалет, он завтракал, одевался, и к тому моменту, как ей выйти в парадном образе, был полностью готов.

Марина же выходила из ванной вся сияющая и благоухающая. Она как будто и помолодела в эти дни – с радостным удивлением всё чаще Николай замечал в ней черты той прежней, семнадцатилетней Марины. Он говорил ей об этом, а она улыбалась и отвечала, что и ей во взрослом мужике вдруг начинает казаться далёкий уже, юный Коля – точно для них двоих время повернуло вспять…

А может, и в самом деле стало так.

Николай подкатил к крыльцу поликлиники почти впритирку.

– Слушай, – сказал всё-таки он, – а над тобой правда не будут посмеиваться: что это у нас Марина Владимировна на грузовиках раскатывает? Что это за ухажёр такой у неё?..

Она легко коснулась щеки Николая губами.

– Не начнут, – засмеялась. – А начнут – так мне на это наплевать.

И пальцем смахнула с его лица след помады.

…Разворачиваясь на пятачке меж домами, Николай улыбался. Развернулся, покатил. Куда?.. Он приостановился, размышляя.

А хотя чего долго думать! Ведь Бородулин говорил – вчера должно быть убийство. А раз так, то стрелка на брегете должна сдвинуться. Вот и проверим!

«Газель» взревела и понеслась.

На подъезде к дому Николай издали усёк щуплую фигурку Василия, спотыкливой похмельной походкой спешащую к ларьку. Мама дорогая! Гордеев аж притормозил, подождал, когда сосед удалится – и тогда даванул акселератор. Видеться с этим деятелем страх как не хотелось.

На его возможные звонки Николай решил не открывать, а вероятность того, что алкаш узнает его авто на площадке, расценил как ничтожную – Василий вряд ли ближайшие дома сумеет друг от друга отличить, не то, что машины.

Нетерпение подхлёстывало – Николай явно ощутил это ещё в лифте. Но он не поддался ему, а, войдя в квартиру, аккуратно разулся, отцепил мобильник, положил его и ключи на тумбочку, вымыл руки, вытер полотенцем, и лишь после этого открыл шкаф и достал часы. Отщёлкнул крышку.