М. Таргис - Золотая пчела. Мистраль Страница 7

Был славный весенний денек, солнце щедро разливало тепло и свет по вершинам Свати-Гебирге, а они трое разместились с корзиной для пикников на скальном выступе среди молодых елей, откуда открывался роскошный вид на город.

– Ты в Википедии за пять минут найдешь больше, чем я могу рассказать, – уверял Веронику Питер.

– Википедия там, – показала Вероника на город. – А я тут.

– Ну что я знаю об Эдлигере? Впервые он обратил на себя внимание в начале восьмидесятых, в ллойд-уэбберовских «Кошках», то есть практически с приходом в Германию современного мюзикла. Тогда своей немецкой школы мюзикла у нас еще не существовало. Артистов, режиссеров, хореографов и прочих специалистов приглашали, в основном, из-за границы. Вот он и был одним из первых, кто получил уже у нас специальное образование и, соответственно, стал одним из первых артистов национального музыкального театра.

– Подумать только, – заметила Вероника. – Меня еще на свете не было, а он уже был звездой!

– Я уже была, – улыбнулась Хайди. – Но театром точно не интересовалась.

– Откуда он родом? – спросила Вероника.

– Не знаю. И по говору не определишь. Он никогда нигде не живет постоянно, все время переезжает из города в город, даже в последние годы, когда уже ушел со сцены. Так говорят, во всяком случае. Он сыграл много ярких ролей, в том числе роль Байрона в Лондоне. Немцу дали сыграть английского классика – настолько он был хорош!

– Но эта версия несколько в духе Холлендовского романа, – напомнила Хайди. – С привкусом готики.

– Да. Мюзикл перевезли на Бродвей, но Эдлигера не принял тамошний профсоюз[14]. И, чего и следовало ожидать, спектакль провалился. А Эдлигер через некоторое время вернулся к образу Байрона в «Готической фантасмагории» в Гамбурге, сыграв лорда Рутвена[15]. Играл он и Призрака Оперы… не помню, где… И много кого еще, за двадцать-то лет карьеры. Звезда была яркая, но рано закатилась. Он покинул сцену еще довольно молодым, когда находился на вершине славы.

– Почему? – увлекшись, Вероника совсем забыла про недоеденный бутерброд, и, неловко повернувшись, уронила его вместе с оберткой с камня в траву – к восторгу многотысячного населения находившегося там муравейника.

– А кто его знает? Я слышал про какой-то несчастный случай на сцене. Эдлигер всегда выполнял чуть ли не цирковые трюки. Возможно, переоценил свои силы – это вполне в его духе. Или техника подвела. Так или иначе, он выпал из театральной жизни на какое-то время, а почему этот простой затянулся на долгие годы, я не представляю. Естественно, его успели подзабыть, появились новые, не менее яркие, звезды… Впрочем, в истории музыкального театра его имя навсегда останется легендой.

– Значит, он получил тяжелую травму? – нахмурилась Хайди. – Такую, что не смог продолжать играть?

– Посмотрев, как он сейчас выглядит и работает, не скажешь, что у него что-то не так, – заметила Вероника. – Всем бы быть в такой форме в его годы!

– Даже если бы травма ограничивала его возможности, это тут ни при чем. Никто же не требует от него трюков! – Питер стряхнул муравья, ползшего по его брючине в надежде урвать еще кус бутерброда. – А голос герра Эдлигера никогда не подводил. Нет, я подозреваю, что проблема тут не физического характера, а скорее, наоборот…

– Вот я так и чувствовала! – скривилась Вероника.

– Но он же снова выступает, – напомнила Хайди. – Значит, все в порядке.

– Он и прежде иногда выступал, просто не соглашался на долгие ангажементы. Так, от случая к случаю, на концертах. Жить-то на что-то надо. Вкладывал средства в шоу местного значения. В общем, совсем забыть о себе не давал… А! – Питер махнул рукой. – Что мы можем об этом знать?

– Расскажи лучше, что он за человек, – попросила Хайди.

– Да правильный он человек, – пожал плечами Питер. – Работать с ним людям нравится, артистам он всегда может что-то подсказать, посоветовать, опыт-то у него какой… С другой стороны, он очень требователен, как к себе, так и к другим, и страшно упрям. Ну и похвастаться любит, показать свои возможности. Любит, чтобы им восхищались. Впрочем, а для чего еще люди идут на эту работу? В конце концов, это тяжелый труд, заработать приличные деньги можно и более легкими способами.

– Что ж, это все очень интересно, но надо бы уже собираться, – решила Хайди. – Мне еще работать.

– Работать! – простонала Вероника. – Ты там, наверно, уже живешь, в этом доме!

– Практически да.

– Его снесут еще не завтра!

– А когда? Ты мне обещала узнать у отца, как продвигается дело!

– Да не знает он ничего. Говорят, есть опасность, что объявятся какие-то наследники… Тогда все вообще может застрять. В общем, написать биографию Лауры Таннен ты успеешь. А чтобы найти то, что все равно не существует, и целой жизни не хватит.

– Что дело может застрять – это хорошо. Я пытаюсь обращаться к жителям Штадтранда, собирать подписи, но они проявляют удручающе мало интереса к судьбе собственных домов, – вздохнула Хайди. – Пишу сейчас только по вечерам…

– Как хочешь, как хочешь, – Вероника с видом покорности судьбе стала складывать остатки пиршества в корзину, но внезапно вскинулась, блеснув зелеными глазами: – А пещеры кто хотел посмотреть?

– Пещеры? – Хайди вскочила с камня. – Сейчас?

– Я слышал, здесь были рудники? – заинтересовался Питер. – Но мне говорили, туда ход закрыт.

– В рудники закрыт, – Вероника закрыла корзину крышкой и торжественно протянула ему. – Ты мужчина, ты и тащи. А всех входов в пещеры все равно никто не знает, горы пронизаны ими сплошь, один гигантский муравейник. Ну что, пошли?

9

– Надо было заранее сюда собраться, захватили бы карманный фонарь, – вздохнула Хайди, печально вглядываясь в темноту перед собой: дальше не достигал свет, льющийся с поверхности в какую-то щель, а от крохотной лампочки в Вероникином брелке для ключей и экранов мобильников толку оказалось мало.

– Там, кажется, есть еще проход… – Хайди с вожделением заглянула в темноту за выступом скалы.

– Без света нельзя, – сказала Вероника. – Этак можно заблудиться. Я, правда, о таком не слыхала, но теоретически здесь может и засыпать насмерть.

– Но это не рудники, – уточнил Питер. – Это явно дикая пещера.

– Рудники отсюда к востоку, но там все закрыто и заколочено досками.

Все трое не спеша двинулись по тоннелю назад, оглядывая покрытые известковыми наростами стены.

– Эти пещеры под названием Свати-Хёлен были известны с незапамятных времен… то есть, с самого начала Янсталя, – стала вспоминать Хайди. – И только недавно – к концу XVII века…

– Недавно! – фыркнула Вероника. – XVII век у нее – недавно!

– Я – историк, – напомнила Хайди. – Я меряю время столетиями. Так вот, к концу XVII века там обнаружили… – Она запнулась на мгновенье, и Вероника тут же вступила:

– Серебро, Хайди, серебро! Только серебро, никакого золота, тем более – никаких золотых пчел! Ты историк – вот и придерживайся фактов!

– Серебро, – покорно согласилась Хайди. – В XIX веке рудники полностью или почти полностью истощили и забросили. Тогда же начались эти таинственные подвижки…

– Какие подвижки? – спросил Питер.

– Ну это, есть такое народное предание, – Вероника пнула подвернувшийся под ногу камень. – Считается, что Свати чем-то недовольны и потихоньку наползают на Янсталь. И правда, здесь то и дело сдвигаются без всяких видимых причин целые пласты породы… Это ощущается и в восточных кварталах города, в Штадтранде. Такое вот уникальное геологическое явление.

– Все началось с того, что в XIX веке произошло полноценное землетрясение, – подхватила Хайди. – Вполне возможно, что серебро еще осталось в этих горах, но столько народу погибло, что рудники сразу же прикрыли… – Она помолчала и, хитро взглянув на Веронику, добавила: – А не надо было разорять улей золотых пчел!

– Хайди! – простонала Вероника, но тут же взвизгнула и шарахнулась в сторону, почувствовав, как ей на плечо сухой струйкой потек песок с потолка.

– Что за?.. – начал Питер, но его слова заглушил быстро накативший откуда-то издалека грохот за скальной стеной.

Через несколько мгновений все стихло, и трое исследователей глубоко вздохнули, вдруг обнаружив, что до сих пор не дышали вовсе.

– Что и требовалось доказать, – дрожащим голосом подытожила Вероника. – Мы забыли еще одно местное суеверие: об этих подвижках ни в коем случае нельзя говорить, даже думать нельзя, когда находишься в горах! Пошли-ка отсюда, на фиг!

Уговаривать остальных не пришлось.

10

– Черт возьми, не скажу, что городское руководство так уж неправо! – прошипел Аксель, едва не провалившись в неглубокую яму, внезапно распахнувшуюся перед ним посередине сбегавшей вниз старинной мощеной улочки, на самой крутизне. – Впрочем, тут, пожалуй, другое. Старая история…