Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие - Вадим Валерьевич Булаев Страница 7

поручикъ

Федуловъ А.А.

Почему плита, а не традиционный крест? Где привычные современному человеку ключевые даты бытия — рождение и смерть? Что в этой глуши позабыл поручик Федулов, тем более, моряк?

Прошёл бы, и не заметил, если бы не приятная, тёплая искорка под камнем. Или ладанка, или родовой нательный крестик, принадлежащий целой плеяде неплохих людей и напитавшийся от них добром.

А по соседству, правее, другая могила. Более свежая, если рассматривать с точки зрения истории. Полусгнившая железка в форме вытянутой, усечённой пирамиды с обломанным штырьком на конце. Серёга знал — раньше подобное надгробие венчала красная звезда. Так хоронили или солдат, или тех, у кого при СССР родственники не решались следовать традиционным погребальным канонам. Причины у людей могли быть разные, от безденежья до неприятия религии.

У Иванова так деда, маминого отца, похоронили. Тот из атеистических соображений настоял именно на красной звезде, о чём особо проинструктировал бабушку. Молодым умер, немногим старше его самого. Скоротечное воспаление лёгких, которое из-за вечной занятости и нежелании ходить по докторам, перенёс «на ногах. В больницу отвезли в последний момент. Не успели...

И от могилки с обломанной звёздочкой несло нехорошим. Чем — парень и сам не мог объяснить. Спроси его кто об этом — сказал бы, что этого человека закопали с облегчением.

Кто там лежал — осталось загадкой. Имя и фамилия погребённого не сохранились.

— Хватит, — убеждённого произнёс инспектор, выбираясь к дорожке для живых и еле сдерживаясь, чтобы не сплюнуть. — Тафофилом(**) не был, нефиг и начинать.

Отряхнув брюки от колючек и листьев незнакомого, но крайне липучего кустарника, он неторопливо пошёл в сторону деревни. К людям.

(*) Строка из песни «Проклятый старый дом» группы «Король и Шут»

(**) Тафофил/тафофилия — пристрастие к кладбищам, надгробиям и похоронным ритуалам.

Глава 3 Хохлатки, лонжероны и неудалённые закрылки

Деревня, казавшаяся ночью большой и оживлённой, встретила Серёгу недружелюбно, являя вместо пасторальных коровок с овечками провалившиеся крыши заброшенных домов, прилёгшие «отдохнуть» заборы, повсеместные следы варварски вырванного для сдачи в металлолом железа, выбитые окна, за которыми виднелись сырые, отталкивающие внутренности бывшего человеческого жилья.

Одно строение, другое... Между ними — пока не разворованный, но уже заколоченный сруб с запертыми ставнями и тишиной на подворье. Ещё один...

Обитаемые края начинались ближе к центру умирающего населённого пункта.

Не желая тратить время на обход каждого жилого дома, инспектор попросту пошёл к сердцу здешнего общества — продуктовому магазинчику, расположившемуся на месте бывшего, судя по барачным архитектурным формам, колхозоуправления или амбулатории.

Новые хозяева особо не заботились о сохранности здания, ограничившись обустройством торговой части в торце. От такого равнодушия ненужная часть вовсю трескалась от фундамента до стропил, перекашивалась в трёх проекциях и открыто мечтала превратиться из развалюхи в благородные руины, для чего уже начала ронять балки перекрытий на внутренние перегородки.

— Тут фильмы ужасов снимать, — негромко пробормотал Иванов. — Антуражно.

Даже ему было жаль человеческого труда, проигрывающего ненужности и времени. Федеральные же программы, призванные хоть как-то спасти такие вот, разваливающиеся деревеньки, сюда не скоро доберутся. Далеко от всего.

— Эх...

Вывеска, из экономии нарисованная масляной краской на деревянном щите, сообщала, что заведение открывается в восемь утра, однако на скамеечке уже начали собраться рано встающие пенсионерки в платочках, длиннополых халатах и резиновых шлёпках.

Поздоровавшись, инспектор, особо не представляясь, ненавязчиво перебросился парой фраз с одной бабулькой, что-то спросил у другой, улыбнулся проходящей мимо третьей, посочувствовал в пустяковой мелочи четвёртой, и вот уже разговор плавно выворачивал на интересующую его стезю.

Особенной словоохотливостью отличались две старушки, с неподдельной радостью воспринявшие нового в их деревеньке человека и любезно выбалтывающие всё на свете, только спроси.

Оказалось, что гражданка Кривошлыкова, к которой Серёга собирался прогуляться после опроса здешнего населения, умерла «по той весне» от старости и идти к ней нет никакого смысла. Супруг её скончался ещё раньше, а дом городские дети разобрали до основания, продав стройматериалы каким-то армянам.

Драма с убитыми хохлатками вообще отклика не нашла. «Что-то такое помнится, а что — запамятовали. То ли их пьянчужки на кладбище жарили, то ли сон кто видел».

Зато про Гашкова удалось узнать много интересного. Его пенсионерки помнили отлично. По общему мнению собравшихся, человек он был несуразный, без особых перекосов в сторону добра или зла.

— Чудной, — утверждала одна из старушек, делая ударение на первый слог. — Рот откроет — хоть беги. Глупость из него лезла... А в остальном он нормальный, Генка-то. И поможет, и займёт до получки, и работящий.

— И верно, — перебивала её соседка. — Мужики после работы выпивают, о своём говорят, так он подойдёт, послушает, а опосля как брякнет чего — хоть стой, хоть падай!

Инспектору даже уточнить не дали, что же такого мог наболтать покойный Гашков, чтобы оставить о себе столь противоречивую память? С разъяснениями полезла первая бабка:

— К примеру, обсуждают по работе. А Генка-то молчать не может, хочет, чтобы его слушали! И начинает про книжку читаную. Или про то, какие нынче грибы уродились. Он, Генка, грибник знатный был... Никогда пустым из лесу не возвращался.

Короче, за каких-нибудь полчаса выяснилось, что Геннадий Гашков приехал в деревню после армии, прельстившись бесплатным жильём от колхоза. Откуда он родом — никто не помнил. Осев на новом месте, ныне покойный мужчина по-холостяцки обжился, на работе числился в передовиках, однако близкого знакомства ни с кем не свёл в силу странности характера и неумения поддержать беседу. С алкоголем дружил умеренно, по улицам пьяным не валялся.

Личная жизнь тоже оставляла желать лучшего. Перед Игнатовскими девушками он робел, разведёнок с детьми игнорировал сам. Пару раз пытался сойтись с красавицами из соседнего Рахматово, дарил цветы и ходил свататься, однако не срослось. Не полюбили девки странноватого ухажёра.

Обидевшись на всех, Гашков устроился вахтовиком на Север, где и пропадал подолгу. Слухи утверждали, что он сошёлся с кем-то из городских барышень, но без конкретики.

В разрушительные девяностые несуразный вахтовик окончательно вернулся в свой дом, где впоследствии и умер.

— А дети у него имелись? Кто за могилкой присматривает? — поинтересовался инспектор, чем ввёл старушек в глубокий ступор.

Про наследников Гашкова