Николас Эймерик, инквизитор - Валерио Эванджелисти Страница 7

всякого контроля. Кроме этого, среди бумаг оказалась инструкция, ни разу не упомянутая отцом Агустином в разговоре и озаглавленная «Епископский канон»; текст занимал несколько листков пергамента. Эймерик сложил ее вместе с остальными документами и спрятал свиток в маленькую сумочку, висевшую на шее, так как ремня он не носил. Потом вернул факел в коридор и стал спускаться по лестнице.

Даже сама мысль о том, что придется снова увидеть почти разложившееся тело великого инквизитора, была невыносима. Эймерик ненавидел любые формы проявления физических недостатков, а больше всего – болезнь, как свою, так и чужую. Заразившись чумой четыре года назад, он заперся в келье и отказался от какой-либо помощи. Ему было куда страшнее показать другим свои слабости, чем умереть. Шесть дней он ждал конца, сидя в углу и питаясь лишь хлебом и водой. Потом, когда лихорадка спала, вышел из кельи, как ни в чем не бывало, надменно выслушивая поздравления и приветствия. Эймерик знал: многие его ценят, но мало кто по-настоящему любит. Впрочем, он в этом и не нуждался.

На втором этаже ему навстречу вышел встревоженный декан.

– Отец Николас! Слава Богу, я вас нашел. Никто не хочет прикасаться к телу отца Агустина. Все боятся заразиться.

Эймерик раздраженно повел плечами:

– Это ваша забота. Пригрозите им, заставьте их, откуда я знаю? У меня своих дел хватает.

Лицо декана окаменело:

– Отец Николас! Вынужден напомнить, что вы мне подчиняетесь.

– Уже нет, – с неопределенной улыбкой ответил Эймерик. – Отец Агустин назначил меня своим преемником. Так что теперь вы подчиняетесь мне.

Изумленный декан хотел что-то ответить, но Эймерик уже бежал по лестнице, крепко придерживая у колен полы белой рясы. Новое назначение как будто придало еще больше достоинства осанке его долговязого тела, сделало жестче и без того суровые черты лица. Декан покачал головой и направился к собратьям, чтобы сообщить им новость.

Спустившись на первый этаж, Эймерик в нерешительности остановился перед коридором, ведущим к цистерне. Слова умирающего пробудили в нем желание посмотреть на этот гигантский колодец и, может быть, обнаружить следы таинственных находок, на которые намекал отец Агустин. Но его преследовал необъяснимый страх того, что с минуты на минуту зараженный воздух из зала для аудиенций проникнет в башню, смешиваясь с миазмами грунтовых вод. Нет уж, лучше сразу выйти на свежий воздух.

Проходя мимо одной из двух колонн, поддерживающих свод, Эймерик краем глаза уловил какое-то движение сзади. Резко обернулся, но успел заметить лишь край темного плаща, исчезнувшего в галерее, которая вела к цистерне. В следующий миг факел, освещавший галерею, погас, превратив ее в темную пещеру.

Инквизитор поискал взглядом охранников, но в атриуме было пусто. Тогда он осторожно подошел к входу в галерею и заглянул в темноту. Ничего. И все же там, на другом конце прохода, прячась во мраке, за ним кто-то наблюдал. Эймерику даже показалось, что во тьме мелькнуло бледное лицо с неопределенными чертами. По спине пробежал холодок; справиться с собой оказалось непросто.

– Кто там? – крикнул он, стараясь победить собственный страх.

Ему никто не ответил. Только вдалеке послышался вздох, будто прятавшийся в темноте человек все это время задерживал дыхание.

Эймерик был уверен, что ничего не боится. Но этот едва различимый звук вдруг испугал его, и даже сердце на несколько секунд забилось сильнее. Он торопливо пошел к выходу, пытаясь взять себя в руки. Но смог сделать это, только оказавшись снаружи и увидев охранников, сидевших у костра.

– Капитан, – сказал он офицеру, – мне кажется, в коридоре у цистерны кто-то прячется. Можете проверить?

– Конечно, святой отец, – ответил тот, поднимаясь на ноги и беря меч.

Когда они вернулись в галерею, там снова было светло. Офицер пошел вглубь, а Эймерик остался у входа; прежнее хладнокровие вернулось к нему, но самолюбие было уязвлено воспоминаниями о том, как пару минут назад его напугала тень.

Через несколько секунд офицер вернулся:

– Святой отец, там никого нет. Но я нашел вот это, – он протянул Эймерику кусочек зеленой ткани. – Любопытно.

Эймерик внимательно разглядел находку.

– Похоже на мешочек, а точнее, на чепчик. Чепчик для новорожденного, – нахмурился он. – Вы не знаете, возле цистерны в последнее время часто находят странные предметы?

– В последнее время? Нет. Но должен сказать, обычно я охраняю королевские покои. А в башне сегодня дежурю впервые.

– Спасибо, капитан. Laudetur Jesus Christus.[7]

– Semper laudetur[8], святой отец.

Эймерик закутался в черный плащ и накинул на голову капюшон с белой подкладкой. Бросил взгляд на видневшееся в арке готическое сооружение, где жили придворные, надстроенное над центральной частью древней мечети. Не так давно Педро IV решил сделать своим дворцом здание в мавританском стиле, но до превращения ансамбля в законченный образец готической архитектуры было очень далеко. Еще одна черта общества, где расы, религии и культуры пересекались, но не смешивались и не растворялись в одной к великому огорчению инквизиторов и всех, кто ратовал за превосходство христиан.

Огромные ворота охраняли несколько солдат, знавших Эймерика в лицо. Дверь открылась, и он спустился с гигантского каменного фундамента, на котором стояла Альхаферия. Заутреня давно закончилась, ночь была сырой и тихой. Но ясное небо обещало знойный день.

Когда Эймерик шел к Эбро по заросшей травой дороге, которой пользовались придворные без опасения быть ограбленными, его переполняли гордость и тревога. Замкнутый от природы и обладающий жестким характером, он не любил высказываться публично и не стремился занять какой-либо значимый пост. Эймерик предпочитал оказывать тайное влияние, оставаясь при этом в тени, хотя немало огорчался, если его заслуги не получали признания или приписывались другим. В то же время нельзя было сказать, что власть ему не нравилась, а в этих краях слово великого инквизитора значило куда больше, чем слово любого священника, включая кардиналов.

Ему не хотелось быть слишком на виду в той запутанной ситуации, в которой осенью 1352 года оказалось маленькое, но могущественное королевство Арагон. Король Педро IV Церемонный, известный своей скрупулезностью в соблюдении этикета, был все менее терпим к ограничениям, которые накладывала на его власть законодательная система Арагонского королевства. Все его действия, формально единоличного правителя, де-факто контролировались стоящим выше него судьей-посредником – хустисьей, которому Педро выразил покорность во время коронации. Именно хустисья отстаивал права дворянства из Сарагосы и крупных городов Арагона, некогда объединившихся в Унию, защищенную очень подробным законодательством, основанным на фуэрос[9] и Генеральных привилегиях 1283 года.

В 1348 году, очень значимом в истории королевства, Педро IV одержал победу над сторонниками Унии и сжег ее хартию; но ни от хустисьи, ни