Андрей Ильин - Девять негритят Страница 7

У подполковника была цепкая память. И длинный, который развязали водка и доллары, язык.

Он помнил все.

И вспомнил интересующего его нового японского друга зэка!

Трехгодичный поиск дал результат!

От подполковника Омура Хакимото узнал все то, что не мог узнать раньше и что потом подтвердили архивы.

Он узнал, как погиб его брат…

И узнал имя его убийцы.

Его брата убил русский офицер — капитан Павел Благов!

Но если бы он только его убил!..

ШЛЮЗОВАЯ КАМЕРА МОДУЛЯ «ПИРС» МЕЖДУНАРОДНОЙ КОСМИЧЕСКОЙ СТАНЦИИ

Работа предстояла штатная, запланированная еще на Земле. Работа — плевая, от силы на пару-тройку часов, а вот на подготовку к ней предстояло убить чуть не сутки! Потому что трудиться предстояло не внутри МКС, а снаружи. Причем на этот раз русским — так сказать, в порядке живой очереди, — потому что в прошлый раз в космос через свой шлюз и в своих скафандрах выходили американцы.

«Болтаться» в открытом космосе предстояло Алексею Благову, поэтому вся предварительная подготовка легла на плечи его напарника Виктора Забелина. Который отправился в шлюзовую камеру для проведения техосмотра скафандра, в соответствии с правилами космического ПДД…

Выход в открытый космос давно перестал быть событием, превратившись в рутинную работу. Космонавтам постоянно приходится выбираться из международной космической станции, чтобы установить или настроить какое-нибудь новое оборудование, что-то подремонтировать или исправить.

Эмкаэска — она, конечно, крепче изношенного до дыр «Мира», который в последние годы своей жизни трещал по всем швам, как Тришкин кафтан, отчего его постоянно приходилось «штопать», но все равно — всего лишь «железо», которое требует постоянного ухода.

Сегодня предстояло осмотреть солнечные батареи по левому борту. По «левому», конечно, условно. И «по борту» — тоже. Никакого борта у станции не было, было множество хаотично расположенных модулей, которые пристегивались друг к другу, как детали «Лего», образуя причудливое нагромождение цилиндров и антенн…

Алексей Благов «вплыл» в отсек оборудования, где в «походном положении» хранятся скафандры и оборудование для их обслуживания.

— Ну что, все в порядке? — спросил он.

— В полном, — заверил его Виктор Забелин, который был сегодня «выпускающим». — Баллоны заправлены, батареи заряжены, дырок нет.

Главное — что дырок нет.

— Ну что, тогда задраиваемся?..

Крышка плотно заткнула люк, ведущий в МКС. И в шлюзовой камере стало помаленьку падать давление. С одной атмосферы до 0,7 атмосферы, потому что в скафандре давление и того меньше.

Шлюзовая камера работала, что твой ниппель, только в обратном порядке. Оттуда дуй, а обратно… Обратно уже не выйдешь. Полная автономка, как в подводной лодке…

Примерка скафандра… Который и не скафандр даже, а маленький космический корабль, имеющий даже собственное название — «Орлан-М»… И который не надевают на себя, а в который входят через ранец-«дверцу». Не забыв ее за собой прикрыть!

— Ну что?

Потеребить кнопки на панели управления, расположенной на груди. Скосив глаза, взглянуть на сигнальные лампочки внутри шлема, которые отображают работу скафандра. Включить-выключить светильники, предназначенные для работы в тени станции. Проверить систему водяного охлаждения. Опустить противосолнечный фильтр на переднем иллюминаторе и на вспомогательном верхнем тоже. Покрутить головой, пошевелить пальцами в перчатках и руками-ногами тоже, прислушиваясь к тому, не скрипят ли гермоподшипники в сочленениях.

Вроде все в порядке.

Как в танке!

— Нормально…

— Тогда даю «коктейль»…

В скафандр, вытесняя воздух, стал поступать чистый кислород, которым космонавту предстояло дышать полчаса, чтобы вывести из крови азот, потому что если этого не сделать, то он «закипит» в сосудах, заткнув сердце и мозг воздушным тромбом. По научному этот процесс называется десатурация, а по-свойски — «кислородный коктейль»…

Ну что, пошли?..

Из отсека с оборудованием космонавт нырнул в «накопитель» — отсек, откуда выходят в космос. Задраил за собой квадратный, метр на метр, со скругленными углами люк, окончательно обрубая себе пути к отступлению.

Это последнее перед космосом помещение фактически было шлюзом. Один, оставшийся сзади люк отделял его от станции, другой открывался в безвоздушное пространство.

Космонавт висел под потолком, ожидая, пока давление (вернее, его отсутствие) внутри и снаружи уравновесится.

В небольшое квадратное оконце за ним наблюдал «выпускающий».

— Ну что, готов?

— Всегда готов! — довольно бодренько ответил Алексей Благов и даже вскинул к шлему, в пионерском салюте, правую руку.

Хотя чувствовал себя не так бодро, как изображал, что фиксировала бесстрастная телеметрия, отмечая повышение частоты пульса и артериального давления. Все-таки не на пикничок в Парк Горького он собирался, а в космос!..

Автоматика привела в действие запорный механизм внешнего люка. Железный «пятак» отклеился, оторвался от корпуса и развернулся на девяносто градусов, открыв дыру в космос.

— Ну я пошел!..

Проверив пристегнутый к скафандру страховочный фал и ухватившись руками за поручень и подтянувшись, русский легко выплыл наружу. Потому что никакого сопротивления не испытывал — нет в космосе сопротивления, потому что нет воздуха! И если чуть оттолкнуться от станции, то сразу же полетишь от нее и сможешь так лететь тысячи километров, не имея никакой возможности «притормозить». Будешь лететь, может быть, миллионы лет, как одинокий и мертвый астероид, пока тебя не притянет какая-нибудь чужая планета, о которую ты и расшибешься в плоскую лепешку.

Отчего, конечно, тревожно! И не только Алексею Благову. Это чувство «последней опоры» хорошо известно всем выходившим в открытый космос астронавтам, и у всех оно проявляется одинаково — в судорожном, так что всемером не оторвать, хватании за поручень. Как если бы ты болтался без опоры на верхней перекладине пожарной лестницы, а тебя кто-то за ноги вниз тянет! Так что тут уцепишься, да еще как!..

И лишь потом, через секунду-другую, вспоминается про страховочный, который не отпустит тебя в космос, фал, про реактивные двигатели, которые есть на МКС и в скафандре тоже, и про своих, которые не бросят в беде товарищей.

Но это потом…

— Ну что, я пошел?

Да иди уже, иди!..