Владимир Моисеев - Клоп на Луне Страница 7

Надеждина: О преступнике?

Амбразуркин: Зачем о преступнике. О себе, любимых, надо полагать. Ни о чем другом они говорить не желают. Да и не умеют. Этих ребят я хорошо изучил, им бы только слушатель был, они готовы о своих проблемах часами языки чесать. Ля-ля-ля. Тьфу. Болтуны!

Надеждина: Неужели на базе столько проблем?

Амбразуркин: А кто сказал о проблемах базы? Я не говорил. О своих, о своих проблемах. О личной неудовлетворенности. В хорошем смысле этого слова. Ну, вы меня понимаете.

Надеждина: Нет, не понимаю.

Амбразуркин: Не мной придумано, так мудрецы говорят, что не могутлюди спокойно жить без проблем. Постоянно их что-то тревожит, что-то им мерещится. Народ как про это говорит – только у покойников проблем нет. А на базе нашей все по-другому. Жилье оплачено, водопровод исправен, питание трехразовое, а тут еще и политинформации, и тренажеры, и библиотека, и Интернет, и замечательная коллекция фильмов, а на Земле немаленькие денежки капают и копятся. Живи – веселись. А люди, оказывается, так не могут. Натура не позволяет, заставляет искать изъяны в совершенном нашем существовании. А поскольку настоящих проблем нет, люди их придумывают. Понимаете?

Надеждина: Понимаю.

Амбразуркин: Наши работнички –они как дети. Никакой пользы от бесед с ними вы не добьетесь, они только запутают вас. Наговорят другу на друга гадостей. Вы поверите, а им потом стыдно станет, потому что наговаривать друг на друга нехорошо.

Надеждина: Но как же мне быть? Я никого на базе не знаю. Как прикажите мне мотив отыскать? А без мотива – преступника не отыщешь! Простите,но без допросов никак не обойдешься.

Амбразуркин: А я думал, что вам достаточно заглянуть в глаза, чтобы все проступки и тайные мысли человека немедленно предстали перед вами в своем гнусном виде. Знаете, есть такие знатоки человеческих душ, которые используют для разоблачения мельчайшие признаки вины подозреваемых. Например, неконтролируемые подергивания глаза или покраснение век.

Надеждина: Нет, не знаю.

Амбразуркин: Жаль. Это что же у нас получается, что мы должны подозревать всех наших сотрудников без исключения?

Надеждина: Кроме тех, у кого есть железное алиби.

Амбразуркин: А это кто такие?

Надеждина: Пока не знаю, никто о своих алиби еще не заявлял.

Амбразуркин: Странно, правда?

Надеждина: А вот и нет. Это нормально. Ваши сотрудники не знают, что совершено преступление, а потому они не догадываются, что их подозревают в покушении на убийство. Меня удивляет другое – почему вы не оправдываетесь? Почему вы не говорите о своем алиби?

Амбразуркин: Вы сами только что намекнули – кто первый позаботится о своем алиби, тот и есть убийца.

Надеждина: Вас это не касается. Вы – знаете о преступлении.

Амбразуркин: Не собираюсь я оправдываться! Чушь собачья. Я начальник базы. Убийство сотрудников не входит в мои обязанности. Наоборот, я обязан заботиться о безопасности своих работников. Почитайте инструкцию, там об этом прямо сказано. Кстати, почему вы решили, что мне может понадобиться алиби?

Надеждина: Вы были в каюте, имели доступ к компоту, более того, сами раздали людям стаканы, в одном из которых оказалось отравленное пойло.

Амбразуркин: Это все?

Надеждина: А разве этого мало для того, чтобы просто поинтересоваться вашим алиби? Вы должны объясниться. Это было бы весьма разумно.

Амбразуркин: Ерунда. Любой мог подсыпать отраву, поднос с компотом стоял на столике. Охраны возле столика я не поставил. Я не понял, в чем вы меня обвиняете, в потере бдительности, что ли?

Надеждина: Согласна, любой мог добавить яд в компот. Этого я не отрицаю.

Амбразуркин: Вот и славно. Жаль, что вы не умеете вычислять преступника по внешнему виду. А может быть, быстренько научитесь? Большого ума здесь не требуется. Только интуиция.

На авансцене выстроились сотрудники базы: Полубрат на костылях, его нога, как и было обещано, в несуразном гипсе, Аркадий, Лукин-Матфеев, Помидоров. Амбразуркин сидит поодаль на табуретке. Когда все востроятся вдоль сцены, он взмахнет рукой, зазвучит песня «Как хорошо гулять в саду» группы «Колибри». Сотрудники начнут отбивать чечетку. Полубрат отбивает чечетку костылем.

Амбразуркин: Вот сегодня мне понравилось, как вы отдались танцу. С чувством, с толком, с расстановкой. Молодцы!  (Уходит).

Лукин-Матфеев: Какая-никакая а ниточка, связывающая нас с родной Землей.

Помидоров: Ничего себе ниточка. Настоящий канат, вот, что я скажу!

Лукин-Матфеев: На Земле я на дискотеки не ходил. Некогда было. Дела. Заботы. Знаете, как это бывает?

Помидоров: Напрасно. Много потерял. Постой, а где же ты со своей женой познакомился?

Лукин-Матфеев: На работе. Я ведь университет с красным дипломом закончил. Надо признаться, большая травма для неокрепшего юношеского организма. Мне все время казалось, что я должен работать с утра до вечера, чтобы оставаться первым. Понимаете? Через силу. Заставлял себя. Просыпался утром и заставлял. А потом очнулся. Понял, что второго красного диплома мне больше не дадут. Но ни чуточки не расстроился. Захотелось мне понять, как мир вокруг меня устроен. Я люблю новое открывать. И оказалось, что мое любопытство в сто тысяч раз важнее любых красных дипломов.

Помидоров: Так ты, значит, у нас любопытный?

Лукин-Матфеев: Ага. Очень-очень любопытный. И не смотри на меня так пристально. Я уже большой мальчик и знаю, что любопытство - это не порок. А любопытный – не ругательство.

Помидоров: Тяжело тебе, наверное, здесь на Луне? Амбразуркин любопытных не любит. Это все знают. Тебе не позавидуешь, Амбразуркин умеет быть жестким.

Лукин-Матфеев: Мы пытаемся договориться.

Помидоров: Успешно?

Лукин-Матфеев: Пока нет. Но мы обязательно договоримся. Я верю в это, и со своей стороны сделаю все, что от меня зависит. На все пойду ради согласия.