Девид Джонсон - Разрушитель Страница 7

Впрочем, не тротуара: разлитое горючее изменило ландшафт. Огненные реки текут, собираясь в моря. Ручейки пламени проедают асфальт до песка.

Внезапно в звуке упавшей опоры Саймону почудился звук лопнувшего воздушного шара.

С таким же всхлипом опрокинулся навзничь Филл. Саймон скрежетал зубами, бездумно щурясь на огненные потоки.

Тот вечер не предвещал ничего необычного. Небольшой погром, гонка с рокотом и другими шумовыми эффектами по предместью, девочки. Можно и одну на двоих-троих.

Кто мог подумать, что тот ханурик, тот болотный сухарь в допотопных очках станет стрелять?!

Бедмены только-только разложили небольшой костер на ковре гостиной, как трясущийся очкарик возник на пороге. Обеими руками он сжимал дробовик.

Бедмены расхохотались: забавно любоваться, как кому-то в этом мире есть дело до собственного имущества.

Филл опередил остальных, протягивая мужичонке с ружьем указательный палец:

– У, ты, грозный наш!

И звук-то выстрела был негромким. Так, хлопок детской игрушки. Филл остановился. Удивленно оглянулся. И рухнул на треклятый ковер, давясь розовыми пузырями.

А Саймон только и мог, что стоять на коленях и, придерживая голову брата, тихонько скулить. Мир, размытый слезами, туманился и качался.

В день гибели Филла Саймон плакал первый и последний раз в жизни. Он даже особо не страдал, быстро заменив Филла в отчаянных проказах бедменов.

Но постоянно мешало чувство, что чего-то не хватает. Вот, словно тебе отрезали руку, а она все болит.

И Саймон со все растущей жестокостью, громил этот дерьмовый мир, жалея, что нет про запас атомной бомбы.

Бездумная скорость шоссе, жалобные вскрики подвернувшихся под горячую руку обывателей, развевающиеся одежды на манекенах в магазинах готового платья – Саймон с изощренным расчетом изыскивал все новые развлечения для своей компании. Отрезанная рука на время забывалась.

Но больше всего Феникс любил огонь: уничтожающий все и очищающий. Саймон не верил ни в бога, ни в дьявола. Но яркое пламя, веселящее, как добрая выпивка, рождала смутные воспоминания и суеверные мыслишки о Страшном суде, где высочайшая ревизия скрупулезно что-то проверит и вынесет вердикт.

С воем сирен к аэропорту неслись полиция, пожарные, скорая помощь. Саймон хмыкнул: для тех, запертых пламенем, Судный день уже наступил.

САЙМОН РВЕТ КОГТИ

Когда ангары, склады, дремавшие на взлетной полосе самолеты, синтетическая трава и настоящие деревья превратились в море огня, Саймон, прикрывая лицо от пышущего жара и отступая, пробормотал:

– А вот теперь самое время рвать когти!

Люк, ведущий на нижние уровни, поддался неожиданно легко. Крышка выскользнула из пазов и с легким стуком откинулась. Саймон едва успел отскочить, спасая ступни.

Вниз вели шаткие алюминиевые ступеньки. Феникс ступил на первую. Тотчас шахта осветилась мягким оранжевым светом и включился кондиционер.

Но задвинуть крышку, пока человеческое существо находилось на подземном уровне, было невозможно.

Филлипс нырнул в апельсиновый сироп и замер, скрючившись. Судя по всему, нашелся-таки нормальный, вызвавший команду пожарных. Сирены, перекликаясь, пронзали воздух воющим свистом. Шипели, распрямляясь сжатой пружиной, шланги для воды. На откинутую крышку в этом аду никто не обратил внимания. Саймон облизал губы. Страх, как и жажда испытать страх, одинаково противны по вкусу. Губы и десны обметала липкая корочка слизи. Саймон чертыхнулся и двинулся по бесконечному туннелю с врезанными в стены раздвигающимися дверьми.

Город, вольготно раскинувшийся на поверхности на подземных уровнях теснился уходящими вниз этажами.

В байки о спятивших роботах и чудовищах Филлипс не верил. Скорее угнетала толща земли над головой. Но Саймон упорно спускался по плавно уходящему вглубь тоннелю, зарываясь, как крот, в полумрак пыльных помещений.

Судя по звукам и запахам, невдалеке проходила линия кондитерских изделий.

Саймон сглотнул и двинулся на запах ванили и жареных орехов. После ночных приключений, Саймону жадно хотелось есть. Сейчас мучительные голодные спазмы буквально выворачивали желудок и подгоняли в пути. Филлипс ускорил шаги. Гулкое эхо зачастило следом. Феникс побежал. Эхо, не совпадая в ритме, настигало. Он затаился, оглядываясь, в поисках укрытия. Длинный коридор, смутно освещенный и густо припудренный пылью, бесконечно тянулся вперед.

Позади, осторожничая, догоняли чьи-то торопливые шаги. Еще поворот туннеля – преследователь нос к носу столкнется с Саймоном. В привидения Саймон не верил. Из ботинка он извлек длинный стальной кинжал, попробовал пальцем острие и приготовился.

ГОРОД ПОД НОГАМИ

Не все животные так разборчивы, как сказочные драконы. Зверей колошматили почем зря. На них охотились ради еды, шкур, удовольствия. Животных, если в них человеку не было крайней, сиюминутной нужды, травили химикалиями и пестицидами. Города и фермы, промышленность и сельское хозяйство клоаками потеснили леса до размеров маленьких пятачков национальных парков.

Но животные, вступив с человеком в борьбу за сферы обитания, не проиграли, лишь отступив и видоизменившись.

Былые травоядные отрастили клыки и когти. Хищники щеголяли в колючих шкурах: в минуту опасности ворсинки превращались в ядовитые пики и дротики. Янтарной слезинки на конце иглы было достаточно для долгой и мучительной агонии.

Однако подземные уровни представляли собой угрозу не из-за переселившихся вниз зверей. Куда опаснее то незримое, с чем столкнешься. Даже буйное воображение не могло нарисовать всех тех тварей, бактерий, биосимбионтов, с которыми сталкивался Спаркслин в свои прошлые вылазки.

Джо, спустившись, снял автоматическое освещение, переключив тумблер на щите на ручное управление. Крышка люка, скрежеща, как старая жестяная миска, въехала в пазы.

Теперь при всем желании никто, кроме его команды, не додумается, где шляется лейтенант Спарки.

Джо совсем не улыбалась перспектива мягкого общественного порицания плюс ледяное купание для мерзавца. Он твердо знал: на этот раз мальчик не отделается вывихом или, на худой конец, заменой пары ребер.

Спаркслину было плевать на треп, есть ли у отдельной личности право карать другую личность. Спарки скрипел зубами, представляя предсмертные крики жертв, молоденьких матерей, в панике прижимающих к себе детей. И глупо радостные глаза младенцев, с любопытством тянущих лапки к веселому пламени. А огонь охотно вступает в игру, тянется лисьими языками и уже лижет хрупкие тела. Кожа горит, распространяя смрад. В секунду скручиваются волосы, лопаются от жары глазные яблоки. Тошнотворный запах печеного мяса смешивается с гарью и дымом.