Константин Соловьёв - "Канцелярская крыса" Страница 87

— Хватит! — взмолился Герти.

Но старика было не остановить. Он продолжал бормотать, тараща глаза и, казалось, ни одной силе не удастся прервать его безумный рассказ, в котором, видимо, наркотические грезы смешались со старыми воспоминаниями.

— А ведь я еще не рассказал вам про Атрика Бенча. Ему пришлось хуже всех. Знаете, что он ляпнул, когда старик только начинал танцевать? «Клянусь своими погремушками, ну и лихо же он отплясывает!». И знаете, что…

Больше Герти вынести не мог. Вытащив из кармана первую попавшуюся монету, он швырнул ее нищему. Илл с неожиданной проворностью ее подхватил. Мгновение, и металлический кружок исчез в окружавшем его тряпье.

— Ох, спасибо, добрые господа! Спасибо за великодушие. В благодарность позвольте-ка показать вам это. Обычно я беру по два пенса за просмотр, но уж вам-то, за такую щедрость…

Одним движением нищий сорвал со своего туловища покровы. Как сдергивают ткань с уже законченной скульптуры. С какой-то неуместной и в то же время стыдливой торжественностью. Герти не хотел экономить два пенса, глядя на то, что там у него, даже попытался отвернуться. Но что-то, замеченное им краем глаза, заставило голову повернуться в ином направлении.

Это было…

Герти закричал бы, если бы мышцы груди вдруг не парализовало бы, стиснув легкие в стальной клетке.

Того, что он увидел, не могло существовать. Но каким-то образом он мгновенно понял, что все это не было мистификацией или дурной шуткой. Не было трюком или хитрой иллюзией.

У старого Илла и в самом деле не было ног. Зато было кое-что другое.

Столько всего, что это могло бы компенсировать утраченные конечности — если бы не было столь омерзительным и беспомощным. Бедра его были раздуты, как у больного водянкой, отчего туловище выглядело еще более сухим и сморщенным. Из бедер его росло не меньше дюжины конечностей, и ни одна из них не была человеческой. Герти разглядел топорщащиеся суставчатые лапы, зеленые и покрытые хитиновой щетиной, которые могли принадлежать разве что огромному богомолу. Лошадиные ноги с потертыми копытами. Мясистые щупальца какого-то моллюска с жадными ртами алых присосок. Лапы ягуара с высовывающимися и прячущимися когтями. Что-то еще. Еще более отвратительное. Что-то, при виде чего в глубинах разума, укрытых вечной тенью, начинали шевелится, выбираясь на поверхность, леденящие душу образы. Что-то кошмарное.

— Как вам? — спросил, ухмыляясь, Илл. Он был немного смущен, но в то же время и определенно доволен произведенным эффектом, — Прилично ведь смотрится? Вот он, мой подарок от колдуна. А знаете что, я с ним уже, пожалуй, и свыкся. Поначалу было тяжело, я ведь на всем этом ходить не могу. Да и с обувкой, знаете ли, сложновато… А потом пообвыкся. Живут же люди и вовсе без ног… Ну, доброй вам ночи, господа. Доброй ночи.

Укутав свое обезображенное тело в рванину, Илл развернулся и покатился в другую сторону, уже не торопясь. Герти расслышал, как он негромко напевает «Зеленые рукава».

— Пойдемте-ка, мистра, — Муан положил тяжеленную руку Герти на плечо, — Нечего здесь торчать.

— Этот… это… Ты видел это Муан? Ты ведь видел это?

— А чего ж тут не видеть, — отозвался полинезиец, — Это же старый Илл. Он своими фокусами тут давно всем известен. Заливала и болтун. Поговаривают, всю эту историю с колдуном он сам и выдумал. Кто такого трепача на серьезное дело бы брал? Брешет, я думаю. Не подавлял он никаких бунтов на плантациях.

— Тогда как это возможно? Это ведь немыслимо! Как…

— Говорят, имелась за ним привычка по докторам ходить. Тем, что нанимают людей с улицы для всяких своих делишек. Знаете, для тех, что в больнице не провернешь. Ну и тут уж как получается… Иллу вот повезло меньше прочих. Но мало ли о чем на улицах болтают, мистра. И давайте-ка торопиться, а то следующая встреча может оказаться еще менее приятной. Здесь по ночам не только болтуны шляются.

Замечание было верным, в этом Герти убедился быстро. Чем глубже они проникали в сумрачные владения Скрэпси, тем более зловещие люди попадались им по пути. Здесь не было безобидных и шумных пьяниц, как в Склифе, или подвыпивших студентов, задирающих друг друга. Здесь каждого редкого прохожего провожали взгляды нескольких пар глаз, и глаза эти впечатлительному Герти казались равнодушными холодными ружейными дулами. Здесь он не был человеком. Не был существом с бессмертной душой, тем, кем он привык себя считать. В этом дрянном океане, полном нечистот, ядов и испражнений, он был даже не рыбой, а планктоном, крохотным беспозвоночным существом. Которому позволено существовать ровно до того мгновения, когда со дна, стряхнув с себя песок, не поднимется настоящий хозяин здешних мест, и не откроет пасть, полную колючих мелких зубов…

За то время, что они шли, Герти тысячу раз возблагодарил небо за то, что рядом с ним есть Муан. Даже под защитой своего оборванного плаща он не чувствовал себя тут в безопасности. Муан одним лишь своим видом отодвигал в сторону прохожих, включая тех, что двигались им наперерез, явно с недобрыми намерениями. Он умел посмотреть на человека так, что тот вздрагивал, стискивал зубы и торопился отойти в сторону. К словам он прибегал изредка, да и то старался их экономить.

— Иди-ка ты домой, тейна[94], — сказал он какому-то нехорошему человеку, уже собиравшемуся задеть Герти плечом и явно сжимающему что-то в кармане, едва ли расческу или трубку, — Ночь нынче темна. Немудрено упасть и пораниться.

— Не темнее тебя, трубочист, — процедил в ответ тот, внимательно разглядывая полинезийца и все еще держа руку в кармане.

Муан улыбнулся. От этой улыбки даже Герти на миг стало нехорошо. От нее веяло чем-то очень дурным и опасным, как от предупреждающей надписи на тифозном бараке или свежего отпечатка тигриной лапы на мягкой земле. Очевидно, нехороший человек ощутил нечто похожее. Выругавшись сквозь стиснутые зубы, он поспешил отвернуть в сторону.

Несколько раз к ним подходили проститутки, при виде которых Герти делалось дурно. Грязные, оборванные, с морщинистыми лицами и жадными, блестящими даже в ночи, глазами, они производили до крайности отталкивающее впечатление. От них несло мочой и дрянными дешевыми духами. Но они, по крайней мере, не были очень навязчивы. Убедившись, что этих двух в Скрэпси привела не похоть, проститутки спешили дальше. Ночь только начиналась, и они спешили не упустить свою возможность.

Иной раз приходилось миновать целые компании, и всякий раз у Герти возникало ощущение, что они с Муаном проходят прямиком сквозь стаю голодных, но все еще осторожных гиен. Вслед им неслись грубые колкости, смешки и уличная ругань, столь же ядовитая, сколь и незатейливая.