Одинокий некромант желает познакомиться (СИ) - Демина Карина Страница 9

На заборе, пожалуй, стоило пустить плющ, имелось у Анны пару веточек ингерийского вариегатного, отличавшегося немалым пристрастием к темной силе. А розы она перенесет на противоположную сторону.

Или лучше к оранжерее?

Госпожа Верницкая опять станет жаловаться на сенную лихорадку и приторный аромат. С другой стороны, она и без роз жаловалась, так что…

За пузыреплодником начиналось поле, поросшее дикими маками. Время прошло, и лепестки облетели, а тугие головки еще не набрались соком. Зато вовсю цвели клевера, раскрашивая травяной ковер алым и белым, кое-где виднелись золотые мазки люцерны.

И вновь кусты.

Вереница тополей, которые следовало бы омолодить. Еще немного и по воздуху к вящему возмущению госпожи Верницкой полетит пух.

Где-то там, за тополями, скрывался дом.

Старый.

Анна ходила к нему, раньше, когда узнала, что дом этот и прилегающая к нему территория — следовало сказать немалая, выставлены на продажу. И просили за них не так и много, но…

…она поняла, что не справится.

Оранжерея забирала почти все силы, да и собственный Анны сад требовал внимания.

— Аннушка? — госпожа Верницкая обладала тем удивительным складом характера, который позволял ей не считаться ни с желаниями иных людей, ни с правилами приличия, коль последние вдруг мешали. — Аннушка, ты его видела?

— Кого? — Анна погладила бело-розовые листья плюща, который посадила у ограды.

Да, пожалуй, будет красиво, особенно ближе к осени, когда созреют темно-красные ягоды.

— Его! — Ольга Витольдовна прижала руки к пышной груди. — Все только и говорят, что к нам граф пожаловал…

Граф?

В самом деле?

Что-то никаких перстней, помимо кольца мастера, Анна не заметила. Хотя… возможно, Глеб лишь состоял в свите. Подобное тоже случалось и не так редко.

— …молодой, холостой… представляешь?!

— Нет, — Анна оперлась на трость.

Остаток дня можно было считать испорченным. Визиты госпожа Верницкая, к счастью, наносила редко, исключительно в случаях, когда ей вдруг что-то да становилось надобно от Анны. Впрочем, она давно, да и не она одна, сочла Анну бесполезною.

Разведенка.

Явно больная.

И не только физически, хотя одно и происходит от другого, но здоровая душой женщина не станет запираться от общества, предпочитая возню с цветами светской жизни.

— Ах, что будет… что будет, дорогая… я слышала, Ольгинские пришли в немалое волнение. У них трое девочек, и средненькая вполне себе, но Кузовская тоже готова посодействовать личному счастью дочери. Конечно, Тасенька не слишком хороша собой, но за ней прииски дают… вроде бы.

Ольга Витольдовна обмахивалась веером и смотрела.

Она всегда смотрела жадно, запоминая увиденное в мельчайших деталях, которые в удивительном ее воображении странным образом преображались, давая начало сплетням.

— Еще ведь Изотовы, а у Кашьяновых и дочь, и племянница. Последняя, правда, приживалка, ни приданого, ни перспектив, но зато красивая. А мужчины, чтоб вы знали, дорогая моя, порой совершенно не думают о будущем. Как у тебя душно.

— Дождь будет.

— Конечно, погода этой весной преневозможная. Но я к тому, что, может, тебе помощница нужна?

— Зачем?

— Ты так устаешь… и пара милых девочек, готовых помочь… — Ольга Витольдовна вцепилась в руку Анны и дернула ее на себя. — Ты же понимаешь, в нашем захолустье найти достойную партию почти невозможно. А тут такая удача. И если ты поспособствуешь личному счастью…

Глаза ее хитро блеснули.

— …тебе будут благодарны… очень благодарны…

— Спасибо, но нет, — Анна высвободила рукав из цепких пальчиков.

— Дорогая, ты подумай… не стоит обижать людей.

— Мне не нужны помощники.

И чужие люди в доме, где она привыкла от этих самых людей прятаться.

Анна с трудом терпела и ту тихую женщину, которая приходила трижды в неделю, чтобы убраться в доме и приготовить еду. С остальным она справлялась сама.

— Сама думаешь? — Ольга Витольдовна окинула Анну придирчивым взглядом. — Ты, конечно, маг… хорошо вам, и выглядишь молодо, хотя бледновато. Но подумай, к чему графу болезная девица, если здоровых вокруг полно? Да и разведенка, а это, почитай, порченая…

Она поднялась, махнула кружевным крылом веера и сказала презрительно:

— И розы твои воняют. Я вообще не понимаю, кто позволил тебе поставить в городе оранжерею. Она мне солнце заслоняет.

Оранжерея, пристроившаяся к дому, была не так уж и велика, а тень от нее и до забора не доползала, но у Ольги Витольдовны имелся собственный, давно сложившийся, взгляд на мир.

Но она все же ушла.

Она ступала медленно, опираясь на длинный тонкий зонт, из тех, которые вошли в моду нынешнею весной, хотя как по мнению Анны были совершенно бессмысленны, что в роли трости — чересчур хрупки, что в роли зонта — слишком объемны и неуклюжи.

— И все же подумай хорошенько, — сказала Ольга Витольдовна у ворот. — К чему тебе с людьми ссориться…

Глава 5

Местное отделение почты было… миленьким.

Три ступеньки.

Желтая дверь и по бокам ее кадки с чем-то пышно-цветущим и явно нетерпимым к силе, которую Глебу пришлось закрыть щитами, но цветы все равно опасно потускнели.

Он толкнул дверь.

Огляделся.

Одно помещение. Выкрашенные в розовый стены. Картины в тяжелых рамах. Низенькие диванчики, на одном из которых примостилась плешивого вида собачонка. Она приоткрыла глаз, вяло тявкнула, обозначив свое присутствие и глаз же закрыло, верно, сочтя свой собачий долг исполненным.

Соломенные розы в соломенной же вазе.

Высокая стойка, где за цветами не было видно лиц. И острый запах женских духов. Стена объявлений терялась в полумраке. Выглядела она на редкость непритязательно — едва ошкуренная доска, к которой крупными канцелярскими кнопками крепились листы бумаги.

— Здравствуйте, — пропели за спиной, и Глеб обернулся.

Девушка.

Молоденькая.

Того прелестного возраста, когда наивность уже слегка утрачивается, сменяясь обыкновенною жизненной прагматичностью, но на внешности сие никак не сказывается.

— Вам помочь?

Округлое личико, скорее миленькое, нежели красивое. Ямки на щечках. Темные брови и соломенные кудри, украшенные живыми розочками.

Форменное платье с совершенно неформенным кружевным воротником.

И книга в руках.

В последнее время девицы повадились носить с собою книги. С чем это было связано, Глеб не знал, но у нынешней книга была особенно увесистой и солидной.

— Я хочу оставить объявление. Можно?

— Конечно.

Она расцвела улыбкой, а вот взгляд остался не то, чтобы холоден, скорее уж Глеб понял, что его взвесили на тех самых незримых весах, на которых женщины взвешивают подходящего вида мужчин, чтобы оценить их брачную ценность.

— Вот, — книгу девица отложила на стойку и достала несколько листиков, чернильницу и стальное перо. — Вам нужна прислуга? Если так, то рекомендую заглянуть в «Третьего пескаря»…

— Зачем?

Глеб протянул руку, но лист отдавать не спешили.

— Хозяин всегда готов помочь хорошим людям. У него множество знакомых, которые будут рады…

— Кухарка. Нужна. Одна.

— И кухарка найдется, — заверила его девушка, убирая лист за стойку. — Преотличнейшая! Позвольте, я вас провожу. Вы ведь в городе недавно? Ах, конечно, после столицы наш городок кажется настоящим захолустьем, но мне нравится…

Книгу она не забыла.

И почту закрыла.

Собачонка осталась внутри, но девушку это, пожалуй, не смутило.

— А вам… можно? — осторожно уточнил Глеб. От девицы можно было бы избавиться, но перспектива найти хорошую кухарку — горелая утренняя каша комом лежала в желудке — в кратчайшие сроки заставляла мириться с временными неудобствами.

Сама исчезнет, разглядев, с кем связалась.

— Ах, здесь совершенно нечем заняться. Сегодня госпожа Вилбрук уже отправляла открытки, а почту отдали разносчикам. Поэтому я буду рада вам помочь. Так вы из столицы?